Нет-нет, определенно что-то случилось. Кот и Разбойница уже должны были вернуться. Обещали к вечеру быть, а ужин уже завершился — Страшила не питался, но более-менее представлял себе распорядок дня своих граждан, а сегодня еще и помогал на передвижной кухне, требовалось покормить тех, кто потерял жилье и доходы, и кто работал над вывозом изумрудного лома из руин его дворца. Страшила брался за любую работу, и не ради того, чтобы поднять свой рейтинг в глазах населения перед следующими выборами. Ввести выборы он пока еще не сумел, хотя каждый год стабильно выносил на повестку свою отставку. Впрочем, сейчас он не имел права уходить. Ему отчего-то казалось, что он каким-то образом виноват в происходящем. Не отстроил вовремя укреплений, не предположил этой бреши между одним миром и вторым, не уговорил девочку Дороти остаться. Если бы девочка Дороти осталась, волшебная страна продержалась бы подольше. С другой стороны, останься девочка в своей сказке навсегда, не превратилось бы волшебство для нее в обыденную рутину? Не сделалась бы она зависимой в своем благополучии от других детей, которые не остались?..
Страшила отвлекался на риторические и неразрешимые вопросы в качестве отдыха от других вопросов, которые не были риторическими, но казались ровно такими же неразрешимыми. Он отдыхал от мыслей с помощью других мыслей, потому что никакого другого отдыха ему не было нужно. Так вот, он успел помочь на раздаче пищи, разлил даже чай, а посланная им экспедиция все не возвращалась. Скверно. Если с ними что-нибудь произойдет, он непременно будет виноват. Королева, вероятно, не знает чувства вины, вот ее соломенный коллега и казнит себя за двоих.

Не сказав никому и слова, от отправился к зеленой двери. В лучшем случае он встретит их по дороге. Ему не пришло в голову вооружиться. Возможно, чтобы не думать глобально, он бежал от большой проблемы с Волшебной страной к маленькой проблеме — сохранности одного Кота и одной юной леди, эта задача казалась посильной. Страшила не был бы Страшилой, если бы не отправился. Потому он шел прямо, потом он шел направо, и нашел заветную дверь. Та была цела, и незаперта. Вокруг не было следов возни, не лежало мертвых тел. Впрочем, это слишком маленький повод для радости, быть может, их удерживают там, по ту сторону. Будь что будет. Если в том мире не разгуливают живые пугала — тому миру придется считаться с ним, со Страшилой. Может, это будет даже на руку, эффект неожиданности...

Эффект неожиданности обрушился на самого правителя Изумрудного города, как только он переступил порог. Реальный мир не желал считаться с соломенным Страшилой, и немедленно перекроил его так, чтобы он вписывался в жестокую действительность. Он почувствовал себя странно. Во многом потому, что теперь он чувствовал столько всего одновременно. Его как будто пропустили через невидимые жернова, смололи в муку, замесили в тесто и запекли до хрустящей корочки — и все за одно мгновение. Он пошатнулся и едва не упал. С ним что-то происходило и дальше, он остервенело ощущал. В его теле появилась какая-то незнакомая тяжесть, гравитация еще более настойчиво вцепилась в него. На какую-то долю секунды он ощутил каждую кость, и тут же потерял это ощущение в мириаде других. Хлынули запахи. Поднять руку стало непривычно тяжелее, что-то в соломе напрягалось от этого действия. На лоб упали пряди волос.

При этом он почти ничего не видел. Он попал в темноту. Ни одного фонаря. Стена, есть стена, как будто кирпичная... Держась за стену, Страшила проковылял немного и оказалась, что вывалился из подворотни на улочку пошире. Здесь был фонарь, хоть и странной конструкции, и светил весьма слабо. Оглядевшись, Страшила различил темные, совершенно безжизненные окна. С ним по прежнему что-то происходило, он был слишком тяжел, его руки и ноги странно гнулись, в рукавах больше не торчала солома. Он сдернул старую садовую перчатку, надеясь увидеть, кто подложил в него свинца, и уставился на руку. Это была плоть, обтянутая кожей.
"Только без паники," призвал он сам себя и сдернул вторую перчатку. Вторая рука была точно такой же, зеркально отражала первую. Он соединил ладони, наблюдая, как ученый наблюдает за экспериментом. Ощутил тепло, мягкую кожу. Сдавил посильнее и нащупал кость. Попытался отделить кисть от руки, как с легкостью проделывал раньше, и не сумел, больше того — испытал боль, когда сжал собственную руку слишком сильно. Не меняясь в лице, даже не представляя, как оно теперь выглядит и что на нем отразилось, он коснулся груди, ощупал — со стороны выглядело, что мужчина забыл, в котором кармане ключ и хлопает по всем по очереди.
Соломы больше не было. Страшила редко дотрагивался до людей, как оказалось, особенно в последнее время мало кто обнимал его, но на ощупь он был, определенно, человекообразен. "Мозг!" в ужасе подумал Страшила и коснулся лица, головы. Это уже не мешковина. Больше того, эта голова никак не открывается. Что есть — то есть, кулька иголок не добавишь. Ему на лицо падала прядь — это было не солома, не трава, не шерсть, и даже не порванная на тесемки тряпка, это был настоящий волос. Он дернул и это тоже оказалось больно. Сама по себе боль была открытием, заставляла морщиться. В лице, которого он никак не мог вообразить себе. Определенно, оно не было вышитым. У него были глаза, которые очень не хотели, чтобы он касался их — закрывались сами, стоило поднести палец. Нос, который чувствовал запахи — все, одновременно. Рот, зубы, язык. Страшила укусил себя за палец и ему даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы это оказалось больно.
В смятении пугало, которое уже не было пугалом, привалился в стене, и еще несколько минут он таращился на свои руки, а затем заметил и ноги — по прежнему в зеленых одеждах, но в других. Только теперь Страшила вспомнил про Кота и Разбойницу, но ни того, ни другой не было поблизости. Что же стало с ними, в кого превратились они?.. Откуда начинать поиски?.. Вопросов и открытий было слишком много. Страшила дышал, чувствовал, думал, и все сразу — что, все люди так?.. Как они с этим справляются?.. Поразительно.

Он снова отвлекся на самого себя. Еще секунда и принялся бы раздеваться, чтобы продолжить исследование, но тут услышал стук шагов. Цок-цок-цок — каблуки. Какой потрясающе чистый звук. Раньше у него была будто солома в ушах... Ах да. Нужно спросить этого доброго прохожего, не видел ли он большого улыбающегося кота и юную леди с ножом. Страшила выпрямился и оправил одежду. Швы ощущались так интересно, по-новому... "Соберись, дурак," напомнил он себе. Оказалось, что шаги принадлежали женской фигурке.
— Добрый вечер, госпожа, — Страшила сделал шаг от стены и поразился собственному голосу, который так отчетливо зарождался теперь где-то в горле, — Прошу прощения, что беспокою вас, но я боюсь, что мне нужна помощь. Вы не могли бы подсказать мне, где я?.. И еще, простите, пожалуйста, я — человек?

— Лондон?.. Ну, конечно, Лондон.

Страшила вспомнил информацию, которой никогда не знал. В голове пронеслось "London is the capital of Great Britain" и из этого следовало все остальное.  Он даже смутно вспомнил Канзас, о котором говорила девочка Дороти, то есть осознал, что дорога до него очень долгая. Пароход, и потом поезд, много дней пути. Однако, кажется, Дороти и не находилась в Канзасе. Она здесь, в Лодоне, и отчего-то Страшила был в этом уверен. Стоявшая перед ним юная леди не являлась Дороти, но он откуда-то знал названия всех предметов одежды, что были на ней, и даже как уложить волосы вот таким же прелестным образом. Он знал, как тяжело достать приличные туфли, а тем более хоть сколько-нибудь симпатичные. Знал, что помаду следует сочетать с лаком для ногтей, и это порой целая задача.

— Лондон, — повторил он, осваиваясь с теми знаниями, которые хлынули в его голову, как будто иголок туда отгрузили целую телегу. Это город, столица Великобритании, и он под обстрелом — еще более серьезным, чем тот, что повредил Волшебную страну. Еще одним приливом каких-то чужих мыслей Страшила вспомнил чудовищную войну, которая громыхала будто за углом и на задворках сознания. В небе летали самолеты, с которых и сыпались эти бомбы гроздьями, разрушали жилища простых людей и прерывали сотни невинных жизней. От всего того, что он теперь знал, он сжал и разжал кулаки и ощутил, что защипало в глазах. При том, что в этом городе он не был правителем и не обязан был защищать всех и каждого из его жителей — тем не менее, его настолько выбил из колеи масштаб происходящего ужаса. Рядом с ним меркли даже самые смелые замашки Червонной Королевы. По соседству с этим миром их собственный, волшебный, показался детской игрой, утренним спектаклем. Да, теперь у него сжалось сердце, сжалось все внутри, и он стоял в прострации, боясь не пережить такого количества мыслей и ощущений.

— Прошу прощения, — он быстро собрался, насколько это было возможно, и совладал с собой, и даже обратился так, как было принято в этом городе, — Прошу прощения, мисс, со мной что-то произошло, и я не уверен, что именно... Раньше я был...
Он не договорил, "вспомнив", что живые пугала в этом мире невозможны, а если он кому-то расскажет про говорящего льва, или про дровосека, сделанного из железа, то его упекут лечиться, а в первую очередь попросту не поверят. Страшила поскорее исхитрился выкрутиться:
— Мне раньше говорили, что я пугало огородное, — он нервно улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться, не зная, насколько это получится в его новом облике, а получилось-то так себе, нервно, жалобно и криво, как будто и эту улыбку второпях и кое как вышивала женщина в страхе, что ей отрубят голову. — Я искал Кота... Но он куда-то запропал. Впрочем, он не один, и я рассчитываю, что его есть, кому защитить...

Откровенно говоря, Страшила не знал, что ему делать и не мог оправиться от навалившихся на него мыслей и представлений об этом мире. Он осознал, какой Лондон огромный, и насколько в нем не бывает говорящих котов, и понял, что ему не следует спрашивать про Чеширского кота у мисс, что так любезно помогла ему сориентироваться. Теперь он заметил бинты у нее на запястье:
— О, мисс, вы ранены?.. Я могу вам как-нибудь помочь? — при этом он не подходил ближе, пока его не приглашали.

Отредактировано Scarecrow (2020-09-16 19:40:08)

Глаза Страшилы привыкали к темноте, хотя до кота, разумеется, ему было далеко. Пугало видело неплохо, но сейчас, казалось, что человеком видел он лучше. Возможно потому, что смотреть на добрую мисс было приятно. Она как-то скрашивала мрачную и пустынную улочку, хоть Страшила и "вспомнил", отчего убавлен свет на улице, отчего окна задернуты так плотно, что кажутся необитаемыми. К нему подобралось ощущение настороженности и беспокойства, свойственное этому миру из-за войны и обстрела, и прибавилось к растерянному отчаянию, которое он принес с собой из Волшебной страны. Теперь у него были нервы, самые настоящие, и они уже были натянуты. И в этот момент, во мраке чужого мира и осознания жути этого мира, под одиноким тусклым фонарем ему встретилось это небесное создание, стоически выносившее его бредни. Страшила сам понимал, как он звучит, и лихорадочно соображал, как бы ему объяснить свое положение. Или лучше бежать обратно в подворотню, в дверь, стать соломенным, забыть все то, что он узнал?.. Нет, теперь он чувствовал ответственность и за этот мир. Теперь он хотел помочь и этим людям. Понятия не имел, как.

— Попадал, мисс, — он наклонил голову, — Совсем недавно, два дня назад. Весь дворец обрушился, но меня нашли и...
Замявшись, как бы описать то, что его сшили, по сути, заново, и человеческий мозг любезно подсказал человеческие выражения:
— Привели в чувство, сегодня утром. Большая удача для меня.
Запоздало подумал, что человеческое тело работает совсем не так. Люди, настоящие, его персонал, что работал во дворце, погибли, а кто не погиб — тяжело ранен или изувечен на всю жизнь. Словить в нынешнем состоянии еще одну бомбу — значит, тоже погибнуть. По настоящему. Насовсем. Или нет? Или это странное сознание, которое позволяло в Изумрудном городе настырно существовать одному пугалу, останется витать где-то здесь?.. Ну уж нет, для данной минуты неподходящий научный интерес, да и способ проверить эту гипотезу только один.

— Идти?.. Нет, мисс, пожалуй, некуда.
Вернуться в сказку ни с чем, да еще в таком виде? Без Кота, без ответов, сделать эту вылазку бессмысленной? Нет, так дело тоже не пойдет. Нужно хотя бы осмотреться. Увидеть эту жизнь. Узнать, где тут у вас дети, а у этих детей где вера в чудеса. С другой стороны, Страшила понятия не имел, с чего начать. Вероятно, дождаться утра, когда жизнь, которую он хочет увидеть, вновь выплеснется на улицы города.
— Я здесь недавно, — добавил он наивно, но при этом совершенно правдиво — он в Лондоне те несколько минут, что длится их беседа.

Он почувствовал маленькую ладошку у себя на локте, и приложил все усилия к тому, чтобы не растеряться.
— Вы уверены, мисс?..
Но мисс уже вела Страшилу за собой. По пути он все равно поглядывал по сторонам — вдруг да покажется Кот, или хоть его улыбка или кончик хвоста, или блеснет одно из многочисленных лезвий Разбойницы, а еще он то и дело посматривал вверх, потому что знал теперь о бомбежках и пытался вообразить, какого это, страшиться неба над головой, думать, что их этой черноты в любую минуту может сорваться град огненных взрывов. Из-за этой мысли он впервые ощутил мурашки по спине.

Как любопытно, однако. Он вновь оказался у дороги, правда, не из желтого кирпича, но вновь шла девочка, которая встретила его, такого путаного, что, считай, безмозглого, и взяла с собой. Им не хватало только наткнуться на такого же огорошенного специалиста по лесным работам и какого-нибудь крупного зверя, и отправиться к волшебнику, который всем бы им помог. Но как этого не произошло в прошлый раз, так не произойдет и в этот, тем более, что путь по Лондону оказался короче, чем по Волшебной стране.

— Добрый вечер, миссис Пэйн, — вежливым эхом повторил Страшила за молодой леди, которая все еще держала его под руку. Дама прищурила на него подозрительный взгляд и что-то хмыкнула вслед этой парочке. Но Страшила не понял, в чем его заподозрили.

Он огляделся в квартире, и понял обстановку, как знакомую, хотя жилище весьма отличалось от того, что он привык видеть в Изумрудном городе, даже у простых горожан. Здесь было меньше зеленого в интерьере. Страшила чувствовал себя как в музее, и ему безумно хотелось трогать экспонаты руками, но он, конечно, себе этого не позволил.
— Благодарю, — кивнув на приглашение, он устроился на краешке стула, продолжая осматриваться, пока не остановил взгляд на самой мисс и на стал наблюдать за ее действиями.

— Меня все зовут просто Страшилой, — осторожно произнес он, поблагодарив снова, на этот раз за сервированный чай. Да, да, он знал, что здесь имена не совсем такие, но он не имел никакого другого, и не хотел врать. И ни в коем случае он не прибавил эпитет "Мудрый". В этом мире ему подошел бы антоним этого слова.
— А как вас зовут, мисс?
Страшила раньше не составлял компанию Королеве на ее чаепитиях, да и не так уж часто она его приглашала. Но чашка чая была тем экспонатом в этом музее, который, кажется, ему дозволено было трогать. Он чувствовал тепло. Поднес чашку к лицу и вдохнул аромат. Попробовал и обжегся — еще очень горячий, но само ощущение обожженного языка было открытием, на фоне которого неприятные составляющие этого опыта несколько затерялись.

— А дворец это... Мой дом, то, где я жил, туда угодил снаряд... — Страшила вновь предпринял попытку улыбнуться, даже усмехнуться, надеясь, что может быть все это будет воспринято шуткой, — До того я жил на ферме...
Пусть бы сложилось впечатление, что он так проникся городским жильем, что стал называть то дворцом.

Отредактировано Scarecrow (2020-09-16 22:33:46)

Вопросы, она же наповал его бьет этими вопросами. Рассказывать ей про пугало? Начинать сначала всю сказку, как собрал его фермер, нашла его Дороти, шли они по желтому кирпичу, было маковое поле и летучие обезьяны, ведьму растворили водой, а его самого снабдили иголками и титулом. Он знал, отчего-то точно знал, что здесь все это — бред. А врать не хотел. Чашку держал в руке бережно, как котенка, как держат в руках Святой Грааль, и беспомощно смотрел на хозяйку квартиры, поникнув плечами и съежившись на стуле.

Он молчал с потерянным видом, глядел то в чай, то снизу вверх на Элис и соображал. "Думай, думай, дурья твоя башка!" Теперь даже оправдания нет, что он пугало — все, он человек, и мозг у него должен иметься настоящий. Собравшись с духом, он посмотрел очень серьезно. Честность. В сказках всегда работала честность.

— Мисс Элис, если я вам скажу все как есть, вы мне не поверите, — начал он, четко и связно, — И будете иметь полное право, потому что здесь, в Лондоне, все работает не так, как в моей родной стране. Я не хочу врать вам, когда вы так добры ко мне. Или вы сочтете, что я болен, и я не смогу опровергнуть этого тезиса, опираясь лишь на порядки этого мира. Я... Я попал сюда через зеленую дверь. Оказался в той подворотне, рядом с которой вы меня нашли. До того я находился не в Лондоне. Если вы захотите, я отведу вас к этой двери утром, вы можете взять с собой друзей или оружие, я не ожидаю, что вы доверитесь мне, и меньше всего я хотел бы причинить вам вред или подвергать вас какой бы то ни было опасности. Мой дом, дворец, стоял в Изумрудном городе, если вам это хоть что-нибудь скажет. Меня действительно зовут Страшила, никакого другого имени у меня никогда не было. Мисс Элис, я...

Мисс Элис. Элис. Это имя звенело в его ушах, звук этого слова кувырнулся и... Алиса. Нет, это неразумно, в Лондоне не весть сколько Элис, даже таких, которые предпочитают называться Алисами.

— Мисс Элис, — Страшила аж поставил чашку, но никак больше не выдал ажиотаж, — Простите мне мою бестактность... Но когда вы были ребенком, не встречался ли вам Белый Кролик? А Чеширский Кот, который исчезает, а его улыбка остается на месте?..

В первую очередь Страшила перепугался. Мисс Элис отступила к стене, и он забеспокоился, что сейчас она начнет сползать по ней, теряя сознание. В изумрудном дворце он бы позвал лекаря, то есть, доктора, но здесь он не представлял, куда бежать, и как оказывать первую помощь — непростительная халатность с его стороны, нужно изучить вопрос. На каких-то рефлексах он привстал со стула и чуть вскинул руки, готовый ловить, но поняв, что его собеседница осталась на ногах, и не падает ни в какой обморок, вновь сел.
Что это значило? Что он попал в точку? Но как такое может быть, что это за нечеловеческая удача? Такое бывает только в сказках, что ее герои сталкиваются друг с другом по столь счастливому совпадению. Им нужно было отыскать детей из своих историй, неужели дверь вывела его прямо к той самой Алисе? А как же тогда Кот, почему он не встретил ее? Страшила не знал, да и сейчас ему было не до того — он волновался за мисс Элис. Пока она молчала, он тоже ничего не говорил, давая ей время, все время на свете.

Когда она подошла, и ее ладони легли на его лицо, Страшила понял, что снова попал в жернова, что его снова перемололи, замесили в тесто и запекли до хрустящей корочки, только теперь в хорошем смысле, в потрясающем смысле. У Элис были мягкие, нежные губы, теплые руки и такие глаза, в которых заключались ответы на все вопросы, даже тех, которых он еще не умел задавать, на которые не хватит ни человеческого мозга, ни бутафорского кулька иголок. За такие глаза можно поверить в бога, отречься от него или свергнуть голыми руками. В Страшиле екнуло не только сердце, в нем екнуло все. Он задохнулся в ее дыхании, скончался и родился заново.

Его тело было умнее его головы, и хоть что-то понимало в происходящем. Осторожно, спрашивая разрешения, Страшила положил руки Элис на талию — ее тоже он держал, как Святой Грааль. Он не хотел вставать и оказываться выше ее. Когда они оторвались друг от друга, Страшила так и не решился ничего сказать. Кроме того, он просто не знал, что еще говорить. Все изученные им длинные слова казались теперь наивным и бесполезным мусором, которым он заполнял свой соломенный бесчувственный вакуум. Она не отходила от него и ему пришло в голову улыбнуться. Страшила не хотел, чтобы Элис нервничала — ни из-за него, ни из-за Волшебной страны, ни из-за Белого Кролика.

Прикасаться к другому человеку, такому же живому и теплому, каким теперь был он сам — это тоже был опыт, незнакомый его рукам. Все еще осторожно, как будто слепой, он дотронулся до плеч Элис, медленно, предупреждая о своем намеренеии, поднял руку и кончиками пальцев, коснулся ее щеки.

Он только и успел, что коснуться ее волос, все еще робко, и очень остро ощущая каждую новую текстуру, как все эти прикосновения сплетаются в один человеческий опыт, не сравнимый ни с чем из того, что он испытывал раньше. Да что там, раньше он чувствовал ровно столько, сколько мог почувствовал мешок соломы, существующий на одном только волшебстве и беспокойстве.
Вой сирены показался ему тревожным, но он не успел ничего сказать Элис, она снова поцеловала его так, что отняла у него занудные слова, рассудок и волю к жизни без нее. К несчастью, взорвалось совсем рядом и к счастью, это заставило ее одуматься. Страшила знал этот звук. Его сознание помнило солому, а солома помнила, когда точно так же грохнуло в Изумрудном дворце.

Он восхитился сноровкой и подготовленностью Элис, безропотно следуя ей и собственным инстинктам  — новым, которые отчаянно требовали выжить, во что бы то ни стало выжить, потому что теперь его если и соберут по тесемкам и сошьют, то он не оживет.
Кивнув, он подхватил мальчика, прижал его к себе, оглянулся подхватить кого-нибудь еще под руку. В состоянии пугала силачом он не был, вопрос мышц и их развития стоял тогда весьма условно, а сейчас им командовал адреналин. Страшиле не пришло в голову счесть, что Элис должна выбежать первой  — она, очевидно, была куда более подготовлена к ситуации и не растерялась.

На улице Страшила вручил ребенка родителям, и со всей спокойной и любезной бюрократической собранностью, как бы вернувшись в роль лидера над такими же простыми и перепуганными людьми, направил движение людей из этого дома и соседних в сторону той же улочки, по которой пришел сюда. Там вереницу жильцов подхватили возгласы о том, где бомбоубежище. Страшила же вернулся к дому, и тут же подставил руку старушке с палочкой, а у нее за спиной на лестнице разглядел Элис.
— Еще кто-нибудь?..  — выдохнул он, и тогда услышал жалобное тявканье.
Собака навроде Тото, он подхватил и ее.

Он прижимал к себе и Элис, и собаку, как будто они были самыми драгоценными сокровищами в его жизни. Расчувствовавшись, прижал бы к себе и старушку, но та уже ковыляла бодро вслед за ручейком соседей. Страшила осторожно погладил Элис по голове, поцеловал в макушку, а потом прижался к месту поцелуя щекой. Понятия не имел, зачем и отчего от это делает, имеет ли на это право, но к тем поступкам, что сейчас требовались, мозг не имел никакого отношения. Всю дорогу до Изумрудного города они с Дровосеком спорили, что лучше — мозги или сердце. Постепенно Страшила приходил к выводу, что прогадал дважды.

— Мы найдем добрых людей, кто сможет о ней позаботиться, — произнес он, сосредотачиваясь наконец на ощущении и собачьего тельца, которое занимало всю его ладонь. Где-то внутри трепыхалось крошечное сердечко, причем, почти в таком же ритме, как у него самого.

Снова она задавала вопрос, и снова он не хотел врать. Потому повторил:
— Если я скажу, ты не поверишь мне. Ты уже мне не веришь. Но я могу показать.
Страшила мягко взял ладошку Элис, которая так уютно помещалась в его новой руке. Он больше никогда не хотел носить перчатки, он хотел ощущать этот мир, да и свой, волшебный, понять все фактуры, и начать с кожи женщины, за которую не раздумывая — и это несмотря на свою сказку и свой титул — отдал бы жизнь.

Они чуть отстали от вереницы людей, растревоженные возгласы которых были еще слышны. Наспех досчитывались детей, супругов, знакомых. Пока никто как будто не бежал обратно, зовя собачку Боннет. Страшила вел Элис по тому же точно пути, что они пришли сюда, но остановился под фонарем, возле подворотни — той самой, откуда он вывалился в этот мир. Последний час так круто перевернул его жизнь, и он знал, что бы ни произошло с ним, когда он вновь переступит порог зеленой двери, он никогда уже не будет прежним до конца.
Чуть поменяв положение ладони, он переплел с Элис пальцы, и вместе с ней зашел в подворотню. Всего несколько шагов, различить цвет двери было трудно, но она таки была зеленой.

— Вот эта дверь. Ты все сейчас увидишь сама. Оттуда моя бутафория, и мое имя, — произнес Страшила чуть дрожащим голосом.
Он боялся. Он не хотел возвращаться. Он шагнет туда и снова станет пугалом, мешком соломы, не способным испытывать и половины того, что испытал за один только час в этом мире. Ему не место будет рядом с этой женщиной. Страшила чуть не плакал, но он не мог продолжать жалкие попытки что-то объяснить. Передав Боннет в свободную руку Элис, он открыл ей дверь. Перехватил маленькую ладошку и сжал покрепче, и ненавидел себя за это, но он близок, он так близок к тому, чтобы она все поняла. Стал у Элис за спиной и подтолкнул ее внутрь, закрывая дверь за ними обоими.

Отредактировано Scarecrow (2020-09-17 22:46:08)

"Ну вот, сейчас я снова стану пугалом," подумал Страшила.
И он стал пугалом. На сей раз это было больно. Боли не испытывала ни солома, ни мешковина, ни тряпье, ни старая шляпа, но из боли состоял теперь весь он сам. И ничего кроме боли не чувствовал. Ему на грудь обрушился маленький кулачок, и хоть он ничего не чувствовал, боль усилилась. Не от удара — от выражения лица Элис, от звука ее голоса. Он бы сейчас предпочел сгореть, пережить еще одну бомбу по голове, что угодно. Еще он хотел дотронуться, снова обнять и успокоить, как после эвакуации из здания, но больше он не мог себе этого позволить. Снова он смотрел, беспомощный и поникший, с вышитым криво ртом и безжизненными глазами. Страшила ведь даже не успел увидеть себя там в зеркале и не знал, во что превратился. В то, что заслужило поцелуя, да не одного. Хотя у него теперь снова не было губ, он это ощущение никогда не забудет.

Не выдержав, он рухнул на колени. Каким-то образом у мешка соломы это получилось, хотя больше он не чувствовал в себе ни требуемых мышц, ни костей.
— Прости меня, — он не хотел силой, он не хотел так крепко сжимать ее руку, но он боялся, что на передумает, что испугается идти с ним в любую незнакомую дверь. В конце концов, он просто огорчил ее этой выходкой.

— Не помнишь, потому что ты меня никогда не видела, — понуро объяснил он, боясь поднять взгляд, — У тебя была своя история. Ты видела Белого Кролика, Шляпника, Герцогиню, Чеширского Кота... А у меня была другая история, и другая девочка, ее звали Дороти. С тех пор как... Вы покинули это место, все стало увядать. Поля превращаются в болота, портятся урожаи, горят леса. Я... Я предполагаю, что все дело в том, что дети забыли про нас, и больше не верят в говорящие пугала. Феи и вовсе умирают, когда в них никто не верит, а вслед за феями умирает и вся наша страна.

Если бы ему сейчас стать человеком! Страшиле казалось, что он мог бы объяснить по-человечески. Может, сам бы понял больше, с настоящим-то мозгом, а не этой поделкой. Он мог бы наконец управлять городом по-человечески!

И тогда Страшила вновь стал человеком. 

[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/e3/85/4/168203.jpg[/icon]

— Я... Я не знал, что я так могу... — пробормотал Страшила, мягко накрыл рукой ладошку Элис у себя на лице, но ощупал и остального себя. У него снова было человеческое тело. Правда, не сказать, чтобы от человеческого мозга толку прибавилось. С другой стороны, может, его надо обкатать?..
Все это уже никак не вязалось... Ни с чем. Впрочем, что из происходящего вообще вязалось хоть с чем-нибудь, хоть бы и само с собой?

— Извини, я не хотел тебя пугать, — повторил он, — Я раньше был только тем, что ты сейчас видела. А еще раньше стоял в поле, отгонял ворон. Как бы я мог объяснить это тебе? Ты спрашивала мое имя, и откуда я взялся, а я не хочу тебя обманывать, но правда... Вот она, правда.

Он вяло обвел рукой пейзаж, что им открылся. Затем наконец поднялся на ноги, хоть все еще сутулился, и взял обе руки Элис в свои, на этот раз нежно, просто цепляясь за тепло ее ладоней, за нежность ее кожи. Вдруг он опять превратится? Или вдруг не проживет в этом образе в Волшебной стране долго? Или того хуже — вдруг он потеряет Элис? Страшила знал, что теперь он не позволит никакой Королеве ее убить, даже тронуть пальцем. Он скорее сам умрет, а та наконец сможет удовлетворительно отрубить ему голову. В Страшиле взял верх какой-то новый для него эгоизм. Если для спасения Волшебной страны нужна будет смерть Элис... Он ее не отдаст.
Поднеся ее руки к лицу, он осторожно поцеловал ее пальчики, и начал свой рассказ.

— Два дня назад на Волшебную страну — эту, где мы находимся сейчас, упали бомбы, из вашего мира, того, который... — он кивнул через плечо, на зеленую дверь, — У нас нет таких разработок. Одна из бомб упала на Изумрудный дворец, на меня. Но я тогда был пугалом, и меня сшили заново. Вторая упала на знакомое тебе поле для крохея. Помнишь? "Девиз в этих матчах "Круши, не жалей", даешь королевский крохей"? Червонная Королева до сих пор любит играть. Это событие — только крайнее в череде общего упадка у нас. Мы не знаем, как это остановить, но предполагаем, что на наш мир влияет то, верят ли дети в свои истории, в то, что они были здесь. Я должен был ответить на твой вопрос, откуда я, и почему меня зовут Страшила, и я бы хотел проверить, поможет ли твое присутствие нашей стране. Но когда проходил через зеленую дверь тогда, я не думал, что встречу тебя...
С этими словами он чуть крепче сжал руки Элис и его взгляд отразил, сколько для него значит эта встреча. Страшила горьковато усмехнулся.
— Вообще-то я искал Кота, Чеширского, того самого. Он отправился в разведку несколько часов назад.

Теперь Страшила имел лицо и переменился в нем.
— Нет-нет!.. Я не прошу тебя решать наши проблемы. И я не позволю Королеве причинить тебе вред, клянусь.
Он снова чуть не рухнул на колени, и от собственной отчаянной заботы, и чтобы не возвышаться над Элис. Ему казалось, или пугалом он не был таким высоким?.. Ослабив пылкую хватку, Страшила готов был дать ее пальцам выскользнуть из его рук, если она того пожелала.

— Я... Я не знаю, в чем решение проблемы, честно, не знаю. Больше того, и Королева не знает, и может только предполагать, пусть и в рамках своих любимых теорий. По наблюдениям мы знаем только то, что обстановка здесь ухудшается с тех пор, как дети ушли и не вернулись. К нам давно никто не заглядывал, в нас никто не верит, и теперь есть эта пробоина, через которую проскальзывают бомбы. Да, теперь я знаю, что в вашем мире их сыпется гораздо больше, и вам я тоже хотел бы помочь, чем угодно.

Изумрудами, пыльцой фей, волшебными увеличительными грибами или печеньками, да только побывав за Зеленой дверью Страшила осознал, что подросшим детям от Волшебной страны мало толку. Страна это маленькая, а ресурсов не хватает им самим, к тому же, никто не представляет, с чем имеет дело в лице этих бомб и даже выросших детей. Вон какая стала Алиса, спасает людей во время налета, куда ей до чаепитий со Шляпником или до философских бесед с Чеширским Котом.

Страшила вздохнул и продолжил:
— Здесь, у нас, мы только начали строить бомбоубежища, но без тех же технологий, что есть у вас. Последнего урожая не хватит и до весны. Королева тоже не заинтересована в том, чтобы вымерла вся Волшебная страна, ведь тогда и она перестанет существовать. Не с кем будет играть в крохей, — он горько усмехнулся, осторожно беря Элис под руку и ступая по кирпичной дорожке прочь от двери, — Я понимаю твои сомнения на ее счет, поверь, я первый готовы подтвердить, что они обоснованы. Идеологически я во многом не согласен с ней и ее методами, так же и с некоторыми другими членами Сказочного Совета, но наши внутренние распри касаются ваш и вашего мира еще меньше. Да и нам не до распрей, и не до крохея, нам бы выжить. Потому мы и хотели вернуть детей, наших героев — в первую очередь, чтобы они — и ты, — вспомнили нас, эту страну. Чтобы ты поверила, что это место реально...

В порыве своей речи — прочувствованной, хотя он говорил негромко и скорее отчаянно, — Страшила заоглядывался, посмотрел вниз, и сорвал ближайший робкий цветочек, который пытался цвести изо всех сил, упрямо пробиваясь сквозь вытоптанные блеклые кирпичи.
— Возьми. Чувствуешь, он настоящий. И я настоящий. Настоящее говорящее пугало, которого не может быть...

Для наглядности он вновь превратился, не обращая уже внимания на то, как его каждый раз перемалывало, и вытащил для Элис из руки соломинку.
— Ты веришь, что это не сон и не бред?..

Отредактировано Scarecrow (2020-09-20 10:59:24)

От одного цветочка не будет никакой разницы. Им не накормить скотину, а пчела, должно быть, его уже опылила... Но этот цветочек может послужить доказательством для Элис. Правда, конечно, возможно, все это пустые оправдания, и Страшиле просто хотелось что-то ей подарить, оставить о себе какую-нибудь память, пусть даже маленькую, чахлую, которую еще нужно сушить в книге, а потом она, чуть что, рассыпется. Нет-нет, Элис права, нужно что-то существеннее.

— Хорошо, я не буду, — с готовностью отозвался Страшила, и снова поднес ее пальцы к лицу, но ведь он превратился в пугало, и теперь ткнулся в ее кожу грубой мешковиной. Предпочел пока не превращаться, чтобы Элис не передумала, не решила, что ей чудится из-за пережитого потрясения. И чтобы ему самому было легче совладать с собой. Пугала не плачут.

— Мы не знаем, что с остальными. Мы не знаем, что нужно делать. Быть может, привести вас, найдя всех, кто остался, и кого можно отыскать, быть может, найти новых детей и устроить им приключение, быть может, сочинить новые истории. Я не знаю. Знаю только то, что еще одна или две бомбы, и Волшебная страна не выстоит, — Страшила теперь просто шел вперед, накрыв ладошку Элис старой садовой перчаткой.

Они повернули и на этом отрезке пути кирпич был лучше виден, еще не заросший травой и сорняками. Боннет изучала его, почти не поднимая голову, то и дело тявкая на новые запахи. Либо она не приобрела способности говорить, как песик Тото, либо обрела, но предпочла помалкивать. Виды вокруг оставались такими же поникшими, как вблизи от зеленой двери. Потянулись фермы в упадке. Впереди показался Изумрудный город, хотя с каждым днем это название становилось все более условным. Даже при наличии изумрудов, тратить их было почти не на что, никто в Волшебной стране не узурпировал никакие запасы, за которые можно было бы торговаться — во всяком случае, Страшила ничего не знал ни о какой слишком организованной мафии. Говорят, правда, Синяя Гусеница отчаянно спекулировала, и Мышиный Король что-то замышлял...

Остаток пути до Изумрудного города Страшила рассказывал Элис свою историю. Как он ожил вскоре после того, как фермер его завершил, как два дня спустя встретил маленькую Дороти, а потом Дровосека и Льва, как они шли по этой самой дорожке и выполняли задание волшебника, признался и про кулек иголок и отрубей, а потом и про то, как отменил приказ носить зеленые очки. У города не осталось даже великолепия, которым слепить своих гостей.
— Я дурак, — сразу за воротами Страшила остановился и взглянул на Элис, — Мне следовало раньше спросить. Ты голодная?.. Ты сделала чай, но мы так и не...

[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/e3/85/4/168203.jpg[/icon]

Его узнавали на улицах — в этом облике, — кое-кто еще даже махал ему рукой. Меньше, чем правление, Страшиле удавалась только надменность, и он дружил со своим городом. Пытался. И пока дела в Волшебной стране не пришли в такой упадок, ему что-то даже удавалось. Теперь, посмотрев Лондон, он в отчаянии заметил, что люди там и здесь совершенно одинаковые. Напуганные, растревоженные, но продолжающие жить дальше. Можно было сделать вывод, что у лондонцев и изумрудцев схожий менталитет, но Страшила думал скорее о том, что им просто больше ничего другого не оставалось. Ни те, ни другие ничего не решали, и не обязаны были сниматься с насиженных мест, чтобы скитаться и искать места поспокойнее, они могли только доверять тем, кого поставили над собой, и жить. Страшила любил и уважал людей за это — любых, не только своих граждан.

Он отвлекся пристроить Боннет. Вернее, собачка пристроила себя сама, когда нашла себе человека, женщину, которая присела почесать ее за ушком. Развивая эти отношения, Боннет упала на бочок давая сразу почесать пузико. Страшила кивнул, что женщина может оставить собаку себе. Даже в пору отчаяния, путаницы и нехватки еды, люди продолжали заботиться не только друг о друге, а вот и о таких животных, даже о нем, о пугале, на которое все ж таки уходила охапка соломы и тряпье — материалы, которые можно было бы использовать с большей пользой. Быть может, это еще впереди, когда к нему придет толпа с вилами и факелами.

— О, Элис, это наш банк, но может быть, туда пока не стоит... — Страшила волновался не за сохранность тех немногих сбережений, что оставались у города, а о том, что в банке, помимо всего прочего, расположился временный штаб Червонной Королевы. Дам следует знакомить в другой, в высшей степени дипломатической обстановке, желательно в присутствии независимых наблюдателей и в день, когда у палача Ее Величества выходной.
Однако, когда Страшила прошел вслед за Элис, его снова перемололо в человека. Это был не банк, а снова Лондон. Он придержал дверь в замешательстве, и остановился на пороге. Наклонился сюда — Изумрудный город, площадь перед разрушенным дворцом, люди не ложатся спать. Наклонился туда — лондонская улица.
— Как... Ты как-то это сделала?.. — поинтересовался он осторожно, все еще торча на границе двух миров, продолжая бормотать, — Мы думали, только зеленая дверь там, на отшибе так работает... Но тут же банк был...
Чуть повернувшись, он осмотрел дверь. Ее ничто не роднило с той, от которой пришли они с Элис, кроме цвета.
— Если теперь любая зеленая дверь так работает, то это половину города изрешетит...
[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/e3/85/4/168203.jpg[/icon]