Герр Дроссельмейер, или, как ему нынче приходилось именоваться, мистер Дроссельмейер, был не самым лучшим руководителем. Он был нетерпим к промахам подчинённых, иной раз слишком придирчив к мелочам, и особо это относилось к тем, кто, по его разумению, был способен лишь на самый простой труд. Между тем, переехав в Лондон, он вынужден был оставить часть привычек в Берлине, из-за чего жестоко страдал. Здесь необходимо было быть очаровательным и милым, иной раз чересчур милым, дабы не возникало никаких подозрений у тех на кого работал Теодор и с кем он работал. Возбуждать к себе ненависть с порога — неразумно. Оттого истинную вою натуру немец прятал глубоко, как спрятал значок НСДАП. До поры до времени ему не пригодится собственная жестокость. Тем не менее работать было необходимо успешно, а значит нужны чьи-то таланты и умелые руки. Мистер Дроссельмейер решил подыскать себе помощника. И такой человек как будто бы нашёлся.

Он назначил мистеру Аркеру встречу в Риджентс-парке. Во-первых, Дроссельмейер не желал лишних ушей и людей, которых так много в пабах, пусть даже и не столь многолюдных, как в мирное время. Во-вторых, он просто устал находиться взаперти, поэтому не остановил свой выбор на стенах кабинета. Желалось простора и свежего воздуха. Теодор захватил с собой кулёк с кусочками хлеба — он повадился размышлять кормя уток и не собирался отказываться от привычки даже сейчас. Возможно она даже позволит ему пообщаться в кандидатом более доверительно.

Нэйтан Аркер появился в штате мистера Дроссельмейера не так давно, но почти сразу же привлёк внимание немца. Умный молодой человек. Из тех о ком говорят — подающий надежды. Он справлялся со своей работой споро, был внимателен к мелочам, а однажды показал начальнику кое-что из своих наработок, чем и вдохновил Теодора на мысль предложить тому более выгодный пост.
— Не волнуйтесь, мистер  Аркер, — немец улыбнулся, приветливо кивая собеседнику, — Погода располагает к прогулкам. Прошу вас, присаживайтесь. Или желаете пройтись?
Он почти сразу же перешёл к делу:
— Как вы знаете наша работа весьма ответственна, но основная ответственность лежит на мне. Это большая честь, но и головная боль тоже. Вы ... Очень талантливый сотрудник. Где вы учились?

Кембридж удовлетворил Дроссельмейера. Собственно, его удовлетворило бы любое высшее учебное заведение названное Нэйтаном, ибо спрашивал он, откровенно говоря, для галочки. И без ответа молодого человека понятно, что его знания весьма высоки, а кроме этого он талантлив, что, надо сказать, не всегда сочеталось с блестящим или просто хорошим образованием. Многим просто не хватало фантазии, если угодно, а у мистера Аркера та определённо была. Это было заметно по чертежам, по заметкам, которые Нэйтан не так давно продемонстрировал мистеру Дроссельмейеру, развеяв сомнение в том (глубинное сомнение, естественно), что в Англии не перевелись таки хорошие специалисты. Будучи человеком самовлюблённым, чьё самолюбие ещё более взлетело до небес под сенью немецкого орла, Теодор был придирчив к другим, ожидая от подчинённых (и в Берлине, и теперь в Лондоне) наивысших результатов. Средний уровень был ему не интересен. Оттого и в помощники решил выбрать себе того, кто имел все шансы на успех и продвижение по карьерной лестнице.

Они неспеша пошли вперёд. Герр Дроссельмейер действительно смирял свой шаг, дабы собеседнику было комфортнее идти  рядом. Он был болен? Пострадал в аварии или же с мистером Аркером случилось иное несчастье? Такие вопросы не задают, однако Теодор всё же заинтересовался, хотя и остановил самого себя тем, что его это не касается. Одна лишь работа.
— Кембридж это замечательно, — они остановились у озера, Дроссельмейер запустил руку в карман, достал оттуда несколько кусочков хлеба и бросил уткам. Две из пяти тут же устремились к еде, а за ними последовали и остальные.
— Как вы знаете, я не так давно приехал в Лондон. Моя работа очень отвественна, но надо сказать мне сложно уследить за всем — сказывается, вероятно, британская специфика.
Теодор бросил на собеседника быстрый, хитрый взгляд, словно говорящий: "Да, я немец, и не могу жить и работать так, как британцы, ибо немцы куда более склонны к порядку. Ordnung muss sein* ". Затем протянул ему пригоршню хлебных кусочков.
— Возьмите.
Одна утка пыталась отнять у другой лакомый кусочек. Дроссельмейер бросил им ещё один, дабы положить конец распрям пернатых.
— Я хотел бы предложить вам место своего личного помощника, мистер Аркер. Как вы смотрите на это?

* «Ordnung muss sein» (в переводе с немецкого «Порядок должен быть») — немецкая пословица. Порядок является одним из главных клише, используемых при описании немецкой культуры.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-09-21 22:51:31)

В этом городе он чувствовал себя иначе. Быть может менее самоуверенно. Быть может более устало. Да, герр Дроссельмейер сам вызвался работать, что называется, на "два фронта", безропотно принял все невзгоды, лишения и опасности такого рода труда, однако он был всего лишь человек, а значит нет-нет, да и чувствовал себя так, как и положено человеку — живым. Ему иной раз хотелось покоя, хотелось, чтобы можно было быть уверенным в том, что требуемое будет выполнена в срок и как надлежит, хотелось покормить уток в конце концов, поручив не столь важные дела спорым рукам молодого работника. Работника, которому можно было бы доверять. Не, до конца, разумеется, ибо хорош бы был этот мир, если бы шпионы в нём начали доверять кому-то, пусть даже выпускникам  Кембриджа в интеллигентных, законопослушных, очках. Теодору хватило бы и мирных рабочих отношений, когда ты, входя в кабинет, видишь сотрудника за кипой бумаг, а не за рюмкой шнапса. Или что там пьют англичане? Джин? Чай с виски?

Замечание мистера Аркера касательно уток и их рациона не вызвало у Дроссельмейера ни капли раздражения. "Всё то ты знаешь, моя юный друг". Он даже вновь запустил руку в карман, но на этот раз для того, чтобы положить туда остатки хлеба.
— Век живи, век учись, мистер Аркер.
Жестом, Теодор предложил молодому человеку продолжить путь. Гравий под ногами поскрипывал. Прямо перед ними пробежала пара мальчишек. Они смеялись так, словно и не было никакой войны и лишений. Чудесное свойство детей даже в самых тяжелых временах находить место улыбке.
— Если у вас нет никаких дел, которые вам необходимо срочно закончить, то вы можете начать хоть завтра.
Нэйтана ждали чертежи подземной телефонную станции, которую правительство начинало тайно строить неподалёку от Фурнавил-стрит. И, быть может, ещё кое-что.
— Помимо рабочих дел, у меня есть кое-какие ... Хм ... Наработки связанные с чисто научными открытиями. К сожалению, сейчас такое время, что кое-что пришлось остановить.
Дроссельмейер остановился, взглянул мистеру Аркеру прямо в глаза:
— Вы верите в то, что человек способен улучшить свою природу?
Учитывая то, откуда явился герр Дроссельмейер подобные вопросы звучали едва ли не подозрительно. Он не почувствовал этого, но добавил:
— Иметь власть над своим телом, разумом и снами — это ли не возможный дар прогресса?

— Снами интересуюсь я, — с мягкой улыбкой сказал Дроссельмейер, будто бы отметая все намеки собеседника на то, чем он, как немецкий учёный, занимался у себя на родине. Здесь, конечно же, он не будет продолжать, и в целом его интересует улучшение человеческой природы исключительно в оздоровительных целях, а не для того, чтобы по городам матушки Европы маршировали румяные девушки и юноши с истинно арийской наружностью. Пусть подобным занимаются оберфюрер Эбнер и штандартенфюрер Зольман * — а у него есть дела поважнее. Например, чтобы снабдить этих юношей и девушек механикой, которая бы сделала их едва ли не сверхлюдьми.

Но сейчас, вслух, говорить о подобном не следовало. Для начала пусть юноша покажет себя с правильной стороны. Ведь в случае удачи, Германии будут нужны светлые умы, пусть даже эти умы будут принадлежать побеждённым.
— Сколько бы людей это избавило от бессонницы, кошмаров и иных проблем связанных со сном. Фармакология не может предложить нам ничего, кроме пилюль и порошков. Тогда как техника — вполне себе способна.
Слова, слова. Много бессмысленных слов, в которых было растворено нечто важное. Дроссельмейер прощупывал почву. Ему хотелось узнать, чем живёт и чем дышит его новый помощник. Так было проще ожидать от него чего-то — дурного ли, или же наоборот, подскажет время. На что готов мистер Аркер?

— Себя, друг мой. И любого другого человека, который согласится на опыт. Быть может даже опасный.
В Германии с этим было проще. Не трудно, знаете ли, делать опыты, когда имеется столько готовых прийти на помощь людей, чья свобода несколько пострадала от соседства с политикой партии. Под сенью короны приходилось выкручиваться. Теодор допускал, что где-то в трущобах Лондона, тоже могут найтись смелые люди, но по понятным причинам Дроссельмейер опасался привлекать подобных добровольцев.

* Организация Лебенсборн была создана в 1935 году в составе Главного управления расы и поселений для подготовки молодых «расово чистых» матерей и воспитания «арийских» младенцев (прежде всего детей членов СС). В 1938 году он был преобразован в управление L в составе Личного штаба рейхсфюрера СС. Руководителями Лебенсборна являлись оберфюрер СС Грегор Эбнер (Gregor Ebner) и штандартенфюрер СС Макс Зольман (Max Sollmann).

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-09-27 23:36:11)

Как человек науки Теодор был совершенно по особому одержим. Он верил искренне в то, что его работа необходима миру. Отчасти это было правдой, ведь Великий Рейх нуждался в том, над чем столь упорно трудился герр Дроссельмейер. Столь упорно, что даже готов был предстать под личиной перебежчика, лишь бы завершить незавершённое. С другой же стороны, его собственные фантазии на тему Волшебной страны, сверхлюдей и иной занимательной механики, пока напоминали идеи одержимого безумца. Но ничего. Теодор готов подождать, а после убедить всех в том, что его предложения — прекрасные во всех отношениях.

— Я ею наслаждаюсь, — мужчина улыбнулся, — Бессонница очень помогает в работе, мистер Аркер. Тем не менее, есть множество людей для которых этот маленький сбой организма является проблемой.

Плевать он хотел на людей. Все они — вместе и по отдельности, были всего лишь полезным материалом для его трудов. Да и сам он, Дроссельмейер, считал, что если иного выхода нет, можно и самому стать подобным материалом. Если потребуется, Теодор готов был пожертвовать рукой или ногой, лишь бы эксперимент удался. Но желательно, чтобы это, всё же, была рука или нога кого-то другого. Для удобства производства.

— Мы оба понимаем, мистер Аркер, что мозг крысы отличается от мозга человека. И рассказать крыса, увы, ничего не может. Опыты на бессловесных тварях, — кто же позволит заключённым болтать? — Завершены с определённым успехом. Теперь не хватает другого — добровольцев.
Он поднял на Нэйтана внимательный взгляд.
— И бессонница это только начало. Вы хотели бы избавиться от своей хромоты? Наука может помочь в этом.

Энтузиазм Теодора был типичен для изобретателя. Какой изобретатель не верит в то, что его творение способно перевернуть этот мир? Почти всегда таких почитали за безумцев, но именно благодаря им мы сейчас пользуемся благами цивилизации — от машиностроения до  медицины. К примеру, одного венгерского врача затравило научное сообщество и коллеги, когда тот начал внедрять систему дезинфекции, а теперь? Разве можно представить себе врача, игнорирующего стерильность, даже в тяжёлых условиях военного госпиталя? Так, быть может, совсем скоро, мир нельзя будет представить без машин Теодора Дроссельмейера. Одна для войны, другая для путешествий по иным мирам. А кроме них ещё много других полезных изобретений. Он самонадеянно пьянил себя фантазией о том, что будет способен, подобно серому кардиналу, управлять всеми, используя деяния рук своих. Увы, в этой самонадеянности Дроссельмейер забывал о своих проигрышах. Быть может если бы его эгоизм был менее кристален, он бы, взирая на мистера Аркера, вспомнил бы кое-что немаловажное. Кое-что способное перечеркнуть все безумные чаяния. Но он видел в Нэйтане лишь талантливого молодого сотрудника. Человека амбициозного быть может, но человека.

— Но мы ведь не стоим на месте, не так ли? — они действительно не стояли на месте, пройдя до следующего поворота, и перейдя на другую дорожку. Как и прогресс. Медленно, но верно он приближал человечество к зыбкому идеалу, который сулил в будущем множество ещё более волнующих открытий.

— Я слышу в вашем голосе скепсис, мистер Аркер, — тем временем голос самого Теодора не звучал обиженно, он понимал, какую реакцию могут вызвать его слова, — Тем не менее я рассчитываю на то, что вы попробуете себя в роли соавтора моей безумной идеи. Нет, не добровольца, но творца. Вы здесь ничем не рискуете, даже деньгами. Я готов оплачивать ваше время.
На волне азарта многие решаются на то, на что никогда бы не решились. Например, вколоть себе в вену препарат, который прошёл лишь первые тесты. Или позволить механизму перенести тебя в мир, где крысы имеют короля, а куклы способны разговаривать.

Теодору пришлась по душе реакция мистера Аркера. Если бы тот проявил нездоровый энтузиазм, особенно по поводу того, что касалось денег, он бы лишний раз подумал бы над тем — а нужен ли ему такой помощник? Ведь деньги может предложить не только сам герр Дроссельмейер, но и кто-то другой, быть может напрямую связанный с тем человеком, ради которого Теодор и приехал в Лондон. О, если бы он знал! Если бы он только знал о том, как всё обстояло на самом деле, то скорее всего не взглянул на собеседника с таким одобрением во взоре. Но сейчас, почти подходя к той части парка, который, редея, намекала на то, что гости вполне могут убираться восвояси, он просто предложил:

— Так поехали, мистер Аркер. Не будем терять время.

Герр Дроссельмейер проживал на Мильтон плейс в доме номер 9. Довольно приятный на вид кирпичный многоквартирный дом, правда квартира, которую занимал беглый немец была не самой большой и далеко не самой удобной. Окна выходили на улицу, где, куда не кинь взор, не было ничего, кроме стен и куцего кусочка газона. Правда, Теодор особо не переживал по этому поводу — когда у него было свободное время, то он не проводил его у окна, предпочитая не отвлекаться от работы. На пересечении Мильтон плейс с Джордж роуд, Дроссельмейер снимал помещение, в котором расположил личную лабораторию. Место удобное — почти рядом с домом, хозяин не задавал много вопросов — старику было плевать на всё, кроме своевременной платы. Очень удобно.

В этой лаборатории не было известного немецкого порядка, зато творческого бардака — достаточно. Включив свет, Теодор повесил шляпу на крючок, жестом предложив мистеру Аркеру входить. Та самая пресловутая машина стояла посредине помещения, представляя собой два идентичных металлических шкафа, соединённых проводами. На двери одного из них красовалось табло с кнопками, на другом же не было ничего, кроме круглого циферблата часов со всего лишь одной стрелкой.

— Чертежи вы можете просмотреть там, — Теодор кивнул в сторону стола, на котором лежали стопки бумаг и папок. Чуть помедлив, тщательно взвешивая слова, герр Дроссельмейер продолжил: — На самом деле, мистер Аркер, машина всего лишь проводник посредством которого можно попасть в место, где есть возможность получить всё. При должном желании и сноровке.

Дроссельмейер медлил с ответом. Протянул руку, чтобы поправить шляпу Нэйтана, которая вот-вот грозила свалиться с крючка на пыльный пол. Проверил запер ли он входную дверь, и только после этого решился ответить:

— У этого места много названий. И одна суть. Это мир, в котором правит волшебство.

Если молодой человек сочтёт, что его начальник сошёл с ума на почве стресса — пусть будет так. В работе, которой жил и которой болел Теодор не было места сомнению. Без сомнений он её начал, без сомнений рванулся сюда, подвергнув себя опасности. Если бы герр Дроссельмейер был привязан к своему семейству, то внёс бы и их в список того, чем он пожертвовал ради этой чёртовой машины, которая сейчас возвышалась посреди помещения. Окружённая путами проводов, зловеще поблёскивающая стеклом лампочек, это творение безмолвно наблюдало за двумя мужчинами, которые суетились вокруг неё, пытаясь найти подход к её внутренностям. Она главенствовала над своей сестрицей, сборки которой так ждали в Рейхе, и была самодовольна, как может быть самодовольно любимое, но капризное дитя.

— Да, разумеется.

Теодор подошёл к столу, на ходу доставая из внутреннего кармана пиджака очки, и, надев их, взглянул на указанный мистером Аркером текст. Речь шла об одной из главных проблем, над которой Дроссельмейер бился уже несколько месяцев. После всех исследований он выяснил, что многочисленные входы в Волшебную страну представляют собой нечто в виде полостей, через которые можно было попасть в сказку, если ты знал куда идти. Машина же Теодора, не мудрствуя лукаво, "пробивала" такую полость самостоятельно, нагло вмешиваясь в ход жизни мира, который Дроссельмейеру ещё предстояло узнать. Загвоздка состояла в том, что запустив аппарат, поставив его на своеобразный таймер, бег стрелок, рано или поздно, останавливался, пройдя положенный круг. Потому шанс навсегда застрять в Волшебной стране был велик.

Об этом, с некоторым волнением, Теодор и сообщил мистеру Аркеру, который, покончив с записями, осматривал провода. Привлечённый его словами, Дроссельмейер поспешил взглянуть на узел, и согласно кивнул.
— Вы правы. Это совершенно лишнее.
Он всё ещё держал в руках бумаги, которые протянул Нэйтану, указав на пометки от руки.
— Вот здесь у меня поправки расчёта скорости.
Под расчёт возможных различий часовых поясов у Теодора была отведена целая тетрадь.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-10-04 23:37:06)

Нэйтан задал хороший вопрос. Действительно — зачем возвращаться туда, куда ты рвался всеми силами, и куда, наконец, попал? Держало ли Дроссельмейера что-либо в реальности? Нет. Он не был привязан к семье, у него не было ни жены, ни детей. Он даже кота себе не завёл, памятуя о том, что эти пушистые поганцы вечно линяют, а шерсть и механика несовместимы. Да, над ним довлела великая честь даровать Рейху если не победу, то, по крайней мере, принять активное участие в её торжестве. Однако, на чаше весов эта грядущая победа проигрывала возможности снова увидеть Волшебную страну, куда Теодора тянуло с того момента, когда его выдворили оттуда навсегда.

— Вы правы, мистер Аркер. Но кто же позволит сделать это? Потому, приходится действовать так, как подсказывают обстоятельства.

Обстоятельства подсказывали искать союзничества с талантливым молодым человеком, который сейчас с увлечением занимался машиной, названия которой Теодор пока и не придумал. Про себя именовал просто — машина, так как никаких иных для него просто не существовало, пусть даже та, другая, терпеливо ожидала его возвращения на родину. С добычей. Но охота покамест не удалась — так считал Дроссельмейер, а значит можно полностью посвятить себя делу всей своей жизни.

— Деньги, которые у некоторых появляются и исчезают воистину волшебным образом, мистер Аркер, — ответил Теодор с улыбкой. Разумеется, Нэйтан его не понял. Конечно, сложно постичь вещи, о которых ты знаешь только по тем сказкам, которые тебе перед сном рассказывает бабушка. Тем лучше. К подобном знаниям стоит подходить постепенно.

Дроссельмейер сверился со своими записями. Некоторые пометки сейчас показались ему недостаточно существенными, другие же наоборот заиграли новыми красками.
—  Меня смущает ограниченность времени действия и невозможность управлять им, когда ты находишься по ту сторону. Подобное чревато проблемами, если при запуске рядом с тобой нет человека, который всё проконтролирует.

Дроссельмейера воодушевил интерес мистера Аркера. Честное слово — он опасался того, что молодой человек сочтёт своего начальника обыкновенным чудаком, который в гараже мастерит perpetuum mobile, и готов затащить в своё дело каждого, что проявил к нему хоть какой-то интерес. Разумеется, у Теодора были статус и кое-какая репутация, которые его немного да хранили от подобных спекуляций в его адрес, однако беспокойство, как известно, не всегда подвластно доводам рассудка. Поэтому, когда Нэйтан стал задавать вопросы, осматривать машину, и в целом вести себя так, будто никаких сомнений в его голосе не звучало, когда они беседовали в Риджентс-парке, Теодору даже в голову не могло прийти, что его коллега и (наверно) будущий помощник, может что-то против него замышлять. Он не узнавал в мистере Аркере Щелкунчика. Более того — герр Дроссельмейер даже помыслить не мог о том, что мистер Аркер мог, с лёгкой руки Фортуны, оказаться тем самым наглецом, ради которого он и приехал в Англию. Нэйтан был, по разумению Теодора, талантливый молодой учёный. Из тех, кого нужно брать под своё крыло вовремя, пока тебя не опередили более ушлые. И Дроссельмейер как раз и собирался сделать это.

— Можно, но тогда есть риск, что на него может повлиять нечто ... С той стороны. Ко всему прочему, я так и не пришёл к единому мнению будут ли часы там, и часы здесь работать синхронно. По моим расчётам — могут, однако возможны варианты.

Теодор взглянул на свои записи, протянул несколько страниц мистеру Аркеру. Время в Волшебной стране текло не так, как в реальности. Тем не менее, скорее всего, существовала возможность сделать так, чтобы как-то уравновесить волшебство с одной стороны и полное его отсутствие — с другой. Вот, если бы, поместить здесь таймер собранный в Волшебной стране, а в сказке — самый обычный, быть может, это бы и сработало. Только вот где и как раздобыть подобную вещь, когда ты сам не имеешь доступа в край чудес?

— Пока не решил, мистер Аркер. Но поскольку я, как создатель машины, должен всё проконтролировать, и сделать соответствующий анализ произошедшего, этим первопроходцем должен стать кто-то могущий принести мне назад ценную и правдивую информацию.

Дроссельмейер снял очки, взглянул на собеседника чуть искоса. Нет, он не предлагал молодому человеку отправиться чёрт знает куда, но подразумевал, что его помощь была бы оценена по достоинству.

— Возможно, у вас есть на примете кто-то, кому можно было бы доверять? Некто, кто согласился бы поучаствовать в данном опыте.