Всё складывалось как-то слишком просто и сложно одновременно. Много доказательств, прямых и косвенных улик, не оставляющих возможности к разночтению и хотя бы предположению, что Баум может быть невиновен в измене. Мари подружилась с девушкой из банка, где у него был открыт счёт — подружились, конечно, больше деньги Мари, чем её обаяние, но о том, что её супруг может ей изменять, она всё равно спела, чтобы разжалобить, — и по банковским счетам Баум тратил на обязательные расходы ровно столько, сколько и зарабатывал. Но ведь оставались ещё не обязательные: еда, одежда, новые книги и путешествия, в конце-то концов, — и вот эти необязательные расходы уже не укладывались в баланс.
Проследив за Баумом, преимущественно чужими глазами, Мари узнала, что тот порой встречался с человеком, которого никто из наблюдателей не знал. За эти три месяца со дня, что ей впервые послышался намёк, вскользь брошенный в службе безопасности, Мари узнала Баума не хуже, чем его жена: она знала, где он обедал и ужинал, и что предпочитал, кто из студентов мечтал жить его со свету, а кто боготворил, и как часто он проводил время со своими детьми.
Примерный семьянин и преданный своему делу учитель, агент Рейха для юных умов — по всему выходило, что он был ещё и предателем, но Мари просто не могла в это поверить. Интуиция говорила Мари, что она ошибалась, что просто не видела чего-то, и страх осудить невиновного удерживал Мари от передачи дела со всеми собранными доказательствами в последнюю инстанцию.
Нужно было подобраться к Бауму ещё ближе, убедиться самой.
Как могла, Мари тянула время: сняв с себя всё, кроме светлого тренча и высоких каблуков, Мари пришла в кабинет к Бауму за десять минут до обеденного перерыва. У него здесь был свой телефон, и велика была вероятность, что он пользовался им не только для рабочих звонков со службой безопасности.
На случай, если пришлось бы уйти ни с чем, единственный выданный в её распоряжение жучок Мари оставила под дном верхнего ящика стола и, облокотившись поясницей о столешницу, принялась ждать.
Ожидание тянулось мучительно долго. Когда Баум вошёл в кабинет — один, — Мари медленно расстегнула пояс.
— Помните, как в прошлом июле я согласилась оставить вас в покое?
Она — помнила. Ей стоило больших усилий держать лицо после, хотя очень долгое время ей хотелось ногтями разодрать его лицо.
Ей до сих пор хотелось, но это не имело никакого отношения к делу, и, улыбнувшись, Мари мягким жестом раскрыла для Баума тренч:
— Я передумала.

Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-22 20:33:51)

Теперь, когда дверь была заперта, бежать Мари было бы уже некуда. Окажись Баум в самом деле предателем, вынуди он Мари зажать его в угол, из этого кабинета вышел бы только один человек, и Мари не поставила бы на свою победу ни пфеннига.
Мари ставила на то, что Баум предателем не был, хотя и готова была проиграть сама себе. Обиднее проигрыша трудно представить, хотя сейчас — сейчас Мари казалось, что это все вокруг неё ошибались.
Предатель не смотрел бы на неё так, но, мимолётно сцепив зубы, Мари только вскинула голову выше:
— Я очень на это надеюсь.
Она не шевелилась больше, так и оставив расслабленную руку с обвитым по запястью концом пояса почти касаться чужого бедра.
Но если ошибалась Мари? Что, если всё, что она знала и видела, было очередной ложью, и там, в окровавленном июле, Баум держал её в руках не потому, что хотел быть рядом, а потому, что был должен?
Абсолютно спокойная внешне, Мари с притворным равнодушием разглядывала лицо своего профессора и всё пыталась понять, решить для себя, чему она верила больше — глазам или сердцу.
В его кабинет Мари пришла, надеясь выиграть время для них обоих. Поддайся он соблазну, она могла бы сказать хотя бы самой себе, что всё ещё работала над этим делом, становилась ближе, чтобы его раскрыть. Если её шальная, почти ничем не подкреплённая надежда на то, что Баума подставляют, и имела право на существование, то Мари нужно было больше времени, чтобы превратить ту хотя бы в теорию. Упорство Баума вредило им обоим, и, окрутив светлым поясом запястья, Мари приподняла к Бауму сложенные вместе ладони.
— Я ведь не требую от вас невозможного, — ей пришлось приложить усилия, чтобы улыбнуться, но улыбка вышла по-настоящему обольстительной, хоть и едва холодной. Мари достаточно репетировала ту перед зеркалом, чтобы сейчас знать, как выглядела со стороны.
От неё ждали результатов. Там, наверху, её новый начальник — ждал. Торопил.
Слишком торопил, если так подумать.
— Месяц или два, — мягко предложила Мари, уверенная, что этого времени ей хватит.
Всё, что она могла найти на Баума, она уже нашла. Теперь ей нужно было время, чтобы поискать ещё и в его окружении, иначе этот их разговор мог бы стать для них последним.

Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-23 01:05:43)

У Баума едва дрожали и голос, и пальцы. Мари едва дрожала только внутренне, снаружи абсолютно уверенная в том, что делала. Она ведь в самом деле была уверена в этом: она всё продумала и всё просчитала, и из всех возможных кандидатов для её первой близости Баум был одним из наиболее подходивших. С такой работой у Мари ведь вряд ли нашёлся бы кто-то, кто согласился взять её в жёны, и в итоге они с Баумом оба были бы в выигрыше.
Хотя, конечно, Мари представляла себе всё не так. Даже этот разговор представляла не так — по её расчётам он должен был уже закончиться, но он всё никак не заканчивался, и Мари приподняла бровь, обозначая своё удивление:
— Вы действительно не понимаете?
Мари делала это для них обоих. Больше, разумеется, для него — она ставила на кон своё будущее, чтобы выиграть время и доказать, что он не виновен в том, в чём кажется виноватым кругом и всюду. Доказательства против него были чертовски убедительными и в своём количестве, и в качестве, но именно это и смущало Мари. Разве не должно было быть место сомнению? Не только внутри неё, но и в объективном взгляде?
— Я влюблена в вас с третьего курса, — солгала Мари и вновь вгляделась в точно такие же серые глаза.
Нет. Ошибалась не она — всё остальные.
— Я наблюдаю за вами уже несколько месяцев, — Мари допускала, что Баум мог заметить слежку, и потому сочла необходимым сгладить и этот момент. Подалась ближе, телом у тела прося понимания и голосом умоляя прочитать то, что имела в виду, между строк:
— Мне кажется, сейчас вам это необходимо.

Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-23 13:36:29)

Едва ощутимо вздрогнув прикосновению, Мари прикрыла глаза — и тут же открыла их снова, окаменев всем телом. Она не была уверена, что не ослышалась, но ошибки быть не могло. Даже под шорохом бумаг она услышала то, что услышала, и улыбка, раскроившая её губы, была неподдельно самодовольной.
Мари не ошиблась.
Если Мари поняла всё правильно, — а она ведь поняла всё правильно, разве нет? — Баум не только не был предателем, он ещё и знал, что его пытаются подставить.
Но плевать на Баума, для Мари главным было, что она была права. Отстраняя, Мари упёрлась ладонью в его грудь сразу же, заглянула в глаза снова, даже не пытаясь спрятать улыбку, шедшую изнутри, прямо от сердца.
— Я знала, — произнесла Мари одними губами.
Всё было слишком гладко, безупречно. В этом должен был быть подвох, и он был. Мари, чёрт бы их всех побрал, не ошиблась.
Это стоило того, чтобы получить от Баума ещё один удар по самолюбию, и, наполовину запахнув тренч, Мари дотянулась до авторучки. За бумагами слезать не стала: закатав рукав, написала прямо на внутренней стороне предплечья «Слишком гладко. Вы знаете, кто?».
Под руководством Баума Мари готова была выступить хоть против всего мира — это всё равно не сделало бы их командой, так что, усмехнувшись, Мари протянула ручку ему.
В том, что в кабинете был не только её жучок, Мари не сомневалась: она даже в своей ванной недавно видела один.