Оказавшись на кухне почти одновременно и с одинаковым недоумением глядя в окно на возящихся в саду месье Жавера и отца Менара, Майкл и мадам Лефевр — Мари — едва успели обменяться парой слов, когда французы вернулись. Кюре повторил для них свою историю, Майкл, поправляя слишком короткие рукава, не понял, на черта это надо, но промолчал, однако священник все равно объяснил: это было то, что им надлежало подтвердить.

— Я не боюсь смерти, — смущаясь, кюре глядел вниз, на хлеб и колбасу, которые заворачивал им в дорогу, — я боюсь пыток. Чтобы не сказать что-то не то. Кого-нибудь… наговорить на кого-нибудь. От боли.

"Выдать", — мысленно поправил его Майкл. Ему сказочно повезло: даже первый встреченный им крестьянин не был врагом, потом появился дракон, а теперь вот Мари и кюре. Может, Мари была той самой женщиной…

Времени думать о женщинах ему не оставили. Выйдя из дома, они разделились: Мари пошла добывать ключ от больничных ворот, а они с Бармаглотом пошли к самим воротам — поглядеть, не удастся ли открыть так. Проверять, впрочем, не понадобилось: Мари вернулась с трофеями — ключом и тяжеленной канистрой бензина, которую они тут же у нее отобрали.

Во дворе больницы обнаружилось три грузовика, но ключей ни в одном из них не было, и Майкл, щурясь в прыгающем свете фонарика, ножом ободрал проводку с  нужных проводов, скрутил вместе два батарейных провода и выпрямился.

— Садитесь, мадам и месье, карета подана.

Придерживая нужные провода одной рукой, другой он аккуратно закрыл дверцу, стараясь, чтобы не стукнула — в крайнем случае, закроет потом на ходу. Оба его пассажира проворно забрались в кабину, вторая дверца закрылась так же тихо, как и первая, Майкл потянулся за третьим проводом, и, спохватившись, вытащил трофейный люгер и вручил Мари — "только на самый крайний случай". Снимать его с предохранителя он, правда, не стал, но она прекрасно справилась сама и держала пистолет правильно, наготове, но ни в кого не целясь.

Отметил Майкл это мимоходом, потому что мотор, несмотря на пробежавшую между проводами искру, завелся только со второго раза, а потом еще и заглох, и они пережили несколько неприятных моментов, пока Майкл запускал его снова. Но из освещенных окон больницы никто не выглянул, темные окна так и остались темными, и, даже когда грузовик вырулил на дорогу, ни из одной двери никто не выбежал.

Ночь была лунная, с фарами можно было не возиться, и Майкл повел машину на север, надеясь, что Бармаглот в самом деле помнит карту Нормандии наизусть. Первый перекресток он просто проскочил, на следующей развилке вынужденно взял к западу и еще через полчаса чуть притормозил, заметив первый дорожный указатель — на совершенно ничего не говорящий ему Эден.

— Правильно?

Отредактировано Michael Darling (2021-01-19 10:56:29)

Майкл невольно фыркнул, совсем по-кошачьи, и тут же вспомнил, как Кристофер выговаривал ему за "звуки, неподобающие представителю homo sapiens". Что он думает сейчас? Молится? Или спит — лучше бы спал, завтра новый вылет…

— Спите пока вы, — ответил он и сам услышал, как дрогнул его голос. — Правда, я не хочу пока спать.

Объехать Эден не удалось — то ли Майкл пропустил нужный поворот, то ли его просто не было, но на узких улочках городка их никто не остановил, только ехать пришлось очень медленно. Вскоре за Эденом они сбились с дороги, и пришлось возвращаться. Майкл злился и извинялся, хотя сам понимал, что не так уж он и виноват: разбитые дороги были настолько плохи, а указателей было так мало, что свернуть не в ту сторону было проще простого. Выбравшись с проселка на грунтовку, он все еще не был уверен, что попал туда, куда хотел, когда, заметив следующий указатель, он невольно ахнул.

— Азенкур! Смотрите, Азенкур!

И как сглазил — за поворотом дорогу перегородил опрокинутый грузовик. Рядом с ним стояла немецкая машина без верха, около нее — несколько военных, а на обочине, в пыли у них под ногами, лежали двое мужчин и одна женщина. На белой блузке женщины, хорошо видимое в лунном свете, расплывалось большое пятно.

Отредактировано Michael Darling (2021-01-20 14:56:53)

Майкл, сбросивший скорость до черепашьей, невольно глянул на Мари. Если бы они с Бармаглотом были здесь вдвоем! Но вовлекать в убийство женщину…

Краткий обмен взглядами, а затем он снова посмотрел на дракона. Может, дело было всего лишь в том, насколько он не выспался, но сомнений у него больше не оставалось — никаких.

— Их только четверо. Нас двое… трое, — поправился он, когда Мари попыталась вмешаться. — И…

Закончить мысль он не успел — один из немецких солдат уже махал ему обеими руками, требуя, чтобы машина остановилась. Второй, поворачиваясь навстречу, держал пистолет в небрежно опущенной руке. Двое оставшихся — теперь видно было очень четко — держали под прицелом лежавших на земле французов.

Майкл вдавил в пол педаль тормоза, выпрыгнул из кабины и сразу выстрелил во второго немца, с пистолетом, благо тот был с нужной стороны.

Если бы Майкл был одним из этих немцев, он погиб бы первым, наверно, потому что не сообразил бы, что делать. Но он нападал, а не защищался, и это был уже не первый его раз, и курок он спустил раньше, чем успел подумать — как учили в училище: лучше выстрелить дважды и попасть только со второго, а то и третьего выстрела, чем стать мишенью, не выстрелив ни разу. Снова, как в воздухе, перед ним был враг — четверо врагов, это их товарищи бомбили Лондон, и у лежавшей на земле на блузке расплывалось пятно, а их лица в лунном свете выглядели как маски. Это были враги в военной форме — и ноги Майкла едва коснулись земли, когда он выстрелил в первый раз, в унтер-офицера, и отдача едва не толкнула его назад, потом снова — в одного из двух часовых, и снова — опять в унтер-офицера, вспоминая в ужасе, что две своих пули он уже выпустил в воздухе, когда все вокруг ожило. Один из часовых кинулся к машине, унтер начал заваливаться в сторону, а автоматчик заорал — высоким мальчишеским голосом, не ругательства, а перепуганное насмерть "А-а-а-а!" С обеих его предплечий ручьем лила кровь, и Майкл, брат медсестры, успел еще подумать про артериальное кровотечение, так ему и надо, когда винтовка третьего немца впилась в него черным глазом.

Два выстрела прогремели почти одновременно. Макушку обожгло острой болью, будто рванули за волосы, и Майкл выстрелил снова — когда немец уже стрелял в Бармаглота. Из кабины грузовика послышался вскрик, и что-то тяжело стукнуло об пол. Майкл рефлекторно нажал на спусковой крючок снова, и Энфилд ответил сочувственным щелчком — патронов больше не было.

Майкл не рассуждая бросился вперед, и в то же мгновение сбоку метнулась еще одна тень. В следующий миг в него врезалось, отталкивая его прочь, невысокое, но плотное тело, и его рука на рукоятке гранаты встретилась с другой рукой — горячей и липкой.

При первых выстрелах французы, забытые равно и немцами, и их противниками, шевельнулись. Женщина со стоном повернула голову, лежавший вплотную к ней молодой вихрастый парень настороженно приподнялся на локтях и почти сразу пополз к ней, а третий, средних лет бледный черноволосый мужчина со шрамом на левом виске, весь подобрался и вскочил, едва Бармаглот пролетел мимо него — чтобы сбить с ног медленно оседающего третьего немца и тут же броситься к упавшей на землю гранате.

Руки их разжались одновременно, граната мягко шлепнулась в гравий, француз тут же рванулся к ней снова, и рука Майкла, последовавшая за ним с секундным запозданием, сомкнулась на пустом месте. Пока француз, не тратя время на то, чтобы подняться, всем телом развернулся в сторону и с силой швырнул гранату куда-то в направлении Азенкура, за грузовик.

— Пошли! — рявкнул он непонятно кому, и Майкл кинулся следом, запоздало осознавая, что его последняя пуля попала-таки в цель, повезло. Грохот взрыва и озарившая ночь вспышка настигли их, когда они уже бежали к кювету.

Отредактировано Michael Darling (2021-02-05 02:28:51)

Француз, добежав до кювета, остановился как вкопанный при первых же словах Бармаглота и обернулся к Майклу, окидывая его пристальным взглядом. Майкл, снова осознав вдруг, что одет в чужие, плохо сидящие обноски и выглядит черт знает как, ответил ему нервной улыбкой и таким же пристальным взглядом, в то же время отвечая, также по-английски:

— Я тут! Сейчас!

Французу было на первый взгляд лет тридцать, на второй — ближе к сорока. Шляпу он то ли не носил, то ли потерял, и все его лицо — от аккуратной щеточки усов до коротко стриженных черных волос и шрама на виске — выдало бы в нем военного, даже если бы его штатский костюм не сидел на нем как-то неловко — не так плохо, как на Майкле, но ощутимо неправильно.

— Vous êtes anglais? — с сильнейшим акцентом спросил он. — Ou americain?

— Anglais, — отозвался Майкл и присел на край кювета, протягивая руку дракону. Голову ощутимо жгло, и, осознав это, он спохватился и огляделся, убеждаясь, что враги действительно побеждены. — Je m'appelle Michel.

— Jerôme, — представился француз. — Jerôme de Portigny. Et…

Он обернулся к своим товарищам. Женщина сидела на дороге, прижимая руку к груди. Парень успел завладеть автоматом фельдфебеля, перехватил его за дуло и теперь методически лупил им немца, который, рухнув на землю после первого удара, орал и безуспешно пытался увернуться.

— Arrête, là! — окликнув товарища, Жером снова развернулся к Майклу и поймал его за предплечье, не давая соскользнуть в кювет вслед за Бармаглотом. — Là, la blessée c'est Madame Bondy. Et Pierre, son neveu.

Женщина что-то простонала. И Пьер, последним ударом расколошматив голову немцу, отшвырнул каким-то чудом не выстреливший автомат и бросился к ней с озабоченными причитаниями. Жером откровенно поморщился. И, так же кратко представившись Бармаглоту, объяснил положение дел: они втроем ехали в Кале, когда их остановили. Мадам Бонди бросилась бежать, и ее подстрелили. Потом немцы велели им всем лечь на землю и как раз собирались обыскать их машину, когда появился грузовик.

Белых пятен в его истории было больше чем на шляпке мухомора, но Майкл едва его слушал — голова болела все сильнее, а еще его беспокоила мадам Лефевр, которая так и не появилась из грузовика.

— Pardon, — перебил он, — il me faut voir comment va notre amie.

Мадам Лефевр, как оказалось, лежала в обмороке с пулей в левом плече. И это было уже действительно очень плохо, гораздо хуже чем внезапное осознание, что у него все волосы мокрые — рана наощупь была поверхностная, даром что сильно кровила.

— Англичане…

Младший из французов, Пьер, смотрел на них во все глаза, позабыв, кажется, о раненой женщине, которую держал в объятиях. Но сама она опомнилась быстро:

— Я врач… медсестра. Да не цепляйся же за меня, я… — она попыталась встать, охнула и на миг зажмурилась. — Кажется, никому я особо не помогу… Господин де Портиньи, вы же военный…

— Был, — буркнул Жером и тут же взял на себя руководство. На его высказанный вслух взгляд возиться с трупами и кюбельвагеном было бесполезно: пропадет ли тот без следа или будет обнаружен на обочине с четырьмя трупами, мягче реакция оккупантов не станет. А у них троих хватало дел до рассвета.

В машине французов обнаружился докторский портфель. Первой перевязали его владелицу, которая стеснялась как девочка, пока с нее снимали окровавленную блузку, и замолчала, только когда выяснилось, что пуля прошла по касательной. Из ее лихорадочной болтовни, впрочем, стало ясно, что ехали все трое вовсе не в Кале, а на одну из ферм поблизости — дом мнимого племянника мадам Бонди. Что именно натворил его брат, понять из ее слов не удалось, но выяснилось, что обычного врача пригласить было нельзя — раненого уже искали немцы. На этом она спохватилась и умолкла, и слово взял Жером, занимавшийся раной Майкла, которую он презрительно обозвал царапиной. Его, очевидно, больше занимало будущее, и предложил он ни больше не меньше как поехать на ту самую ферму, оставить раненых там и угнать куда-нибудь лишние машины, чтобы внимания не привлекли. Пьер, стряхивавший стекло с мадам Лефевр так бережно, словно она сама была стеклянной, при этих словах поднял голову:

— В речку можно, там есть омут…

— Грузовик? — ужаснулся Майкл. — Но как же тогда… Давайте лучше мы поедем дальше?

Отредактировано Michael Darling (2021-02-18 14:18:30)

— В кюбельвагене ничего нашего нет, — подал голос внимательно слушавший Жером. — Но в нашей малолитражке мы все не поместимся. Может, вашу даму к нам на заднее сиденье положить?

— А я с вами, — тут же подхватил Пьер. — Дорогу показывать тоже.

— Да, вчетвером не выйдет… — с сомнением в голосе согласилась все еще очень бледная мадам Бонди.

Майкл вылез из грузовика, уступая ей место рядом с мадам Лефевр, и отошел на несколько шагов в сторону, глядя на Бармаглота. В ярком лунном свете быстрые движения Жавера казались совершенно выверенными и почти механическими, но Майкл их почти не видел, как едва понимал, о чем говорят вокруг него — все, что произошло только что, стало наконец реальностью, и теперь его даже слегка потряхивало. Он был в бою — почти в рукопашной. Он убил немца… двух немцев. Его чуть не убили…

Жером объяснял что-то снова, обращаясь к Бармаглоту — что-то про грузовики. Про то, что он не оставит их на ферме, это безумие — кто-нибудь может донести, не всем можно доверять. Фермеру — да, а вот поденщику…

— Его нет, — перебил Пьер. — Отец же его отослал, я же говорил.

— Завтра будет. Нет, все лишние машины надо отогнать… куда-нибудь.

Французы оживленно заспорили между собой, а Майкл снова посмотрел на три лежащих рядком тела и, вздрогнув, повернулся на голос Жавера.

— Продолжить? — переспросил он, пытаясь собраться с мыслями. — Долететь, то есть? А как же?..

Он качнул головой в сторону кабины и поморщился — повязка на голове мешала нормально двигаться, а на лбу и щеке запеклась кровь. Мадам Лефевр, кажется, все еще была в обмороке. Мысли собирались медленно-медленно. Ему придется ее поднять? На спину дракона? И держать? Как? Привязать?