Это звучало как признание собственного долга, и почти с той же интонацией Мари когда-то обещала Фридриху, что умрёт за Германию. Фридрих справился первым, а Мари с тех пор успела только понять, что жить ради Германии намного сложнее, чем умирать за неё.

Разбойница умела читать и считать то, что ей было нужно. В обыкновенных задачах, где у нее, якобы, было четыре яблока, а друг взял три, ответ всегда почему-то обозначал не яблоки, а номер уголовной статьи за похищение яблок и легкие телесные повреждения. Зато если было нужно разделить добычу промеж всех разбойников шайки, Разбойница умножала и делила в уме четырехзначные числа, а по ее глазомеру, которым она оценивала вес золота, можно было сверять аптекарские весы.
Читала она точно так же. Феноменально, бегло усваивала ценные бумаги, облигации и плакаты "разыскивается", обещавшие награду (любые плакаты, обещавшие награду), а когда ей подсовывали религиозные буклеты (Уверуйте в спасителя нашего, Бубнового Валета) — читала первые два слога и засыпала. Система отлично работала. С физикой она была знакома и прекрасно рассчитывала траекторию полета ножа и собственного тела с ветки на богатого прохожего под деревом, и считала, что это теорема куда более полезная, чем падающее на голову яблоко. Химия — сложный предмет, и чем разбираться и варить яды, всегда можно затолкать жертве в глотку свернутое полотенце, будет тот же эффект.

Что говорить — мышь умела зажигать. Как в прямом, так в переносном смысле. Ей бы в лапы факел и кинуть его в кучку убегающих во всю прыть приближённых Королевы Полевых мышей, дабы дать сигнал тем, кто сейчас слушал её своими розовыми ушками. Для пущего эффекта, так скажем.

А затем стало очень темно. Так, словно ему выкололи все глаза разом. А затем Король начал видеть, но только той парой глаз, которая находилась на той из голов, что росла посередине. Правда то, что он увидел — полумрак и неясные очертания чего-то, ему ни о чём не сказали. В желудке что-то ухнуло вниз, сердце заколотилось. Короля рвануло в сторону, бросило на пол. Он в ужасе пискнул, но вместо писка у него из груди вырвался вполне человечески крик. Он упирался в холодный пол не лапами, а руками. Всё ещё не понимая, что происходит, Король сел, а затем начал себя ощупывать. На нём было штаны, свитер и грубое пальто, на ногах — высокие ботинки. Он не видел толком, но знал, как это всё называется. И главное — из всех семи осталась одна голова.

Как-то Сонечка заснула особенно сладко. Шляпник и Заяц увлеклись каким-то спором и забыли о ней. Пересаживались, пересаживались за чистыми чашками, в тот раз как-то особенно буйно и часто. Варенье было... Смородиновое. Соня выгрызла себе уютное гнездышко в булочке, устроилась там, задремала. Голоса мальчишек доносились с другого конца стола, они опять взялись чинить чьи-то часы ножом для масла. Вместе с маслом. Издалека они казались почти что милыми дурачками. Сонечка хотела поспать хоть немножко, а потом незаметно уйти. И поспать еще. Она закрыла глаза только на минутку... Она надеялась, что Время поймет ее положение. Время займет умы Шяпника и Зайца ну хотя бы на полчасика...
"Соня! Где Соня?!" раздался вопль с того конца стола.

Соне снились сухие листья, теплое солнышко ранней осенью, уютная нора, и варенье.
"Где Соня?! А, вон она, я принесу!.."

Ее схватили за хвост, поволокли, Шляпник бежал навстречу, с того конца стола, с чайником. Пригрезившаяся нора развалилась, листья тревожно взметнулись, варенье утекло, Соня просыпалась, разлепила глаза когда вокруг уже была полутьма и душистый пар поднимался от бурой жидкости, она запищала и чай заглушил ее крик. Нет, там никогда не было внутри кипятка. Во многом потому, что Шляпник и Заяц ценили хороший чай и никогда не заливали листья кипятком. К тому же, они так часто пересаживались, так взбалмошно беседовали, что так или иначе все остывало. Но Соня и без того была в ужасе. Мартовский Заяц вытащил ее, она закашлялась, взмолилась прекратить, писк отразился от фарфоровых стенок. Однако, Заяц при всех своих ушах как будто не услышал, и окунул заново, и потом еще, и еще.

Это был тот самый день.

"хоть себе нее ври, динозавр огнедышащий. Ты любишь покрасоваться, а в компании это всегда делать веселее."

— Достаточно, — пожала плечами Мари, не без труда сохранявшая равнодушное выражение лица, пока Фриц превозносил её жениха.
Как будто отдавал прирученную суку в чужой дом и объяснял той, за что стоило бы любить нового хозяина — объяснял ей истинное счастье арийской невесты. Мари же больше нравилось быть дикой: пусть хоть пристрелят, лишь бы не в ошейнике. Но Фриц точно предпочёл бы себе другую невесту.

Для начала он без суеты прошелся по этажу, поднялся на чердак и, стараясь не привлекать лишнего внимания, спустился в подвал. Стоило бы обыскать палисадник и каждую из комнат, в том числе ванную и комнату для прислуги, отдельно, но это бы уже отдавало основательной паранойей. Поэтому не обнаружив признаков посторонней активности, залежей евреев и беглых политических преступников, австрийских принцев и проституток с наркоманами, Фриц все-таки решил лечь спать.