Острая неловкость кольнула Теодора в самое сердце. Он отвел взгляд, сосредоточившись на том, что стал формировать на столе стройный ряд из солонки, перечницы и баночки для зубочисток. Когда к ним присоединились портсигар и коробок со спичками он был уже почти на грани отчаяния.

Строить планы на Рождество с женщиной, которую могут убить, и чья смерть, пусть и косвенно, будет на его руках, если он таки отошлет последние наработки в Берлин — даже для него было кощунством. Его труд мог быть завершен хоть завтра — и без участия наглого вора, ведь его присутствие означало бы лишь невозможность помешать исполнению задуманного со стороны Британии. В конце концов, Рейх бы обошелся и тем, что-то него было сейчас. Тянул Дроссельмейер ради своей машины, если уж быть до конца откровенным. Раньше. Теперь же он готов был продолжать ради того, чтобы Венди отпраздновала Рождество. А затем еще одно. И еще.

— Да, давайте вернемся к этому позже. Может быть… , — «…. и не будет никого Рождества» — все это закончится и нам будет дышаться легче.

Но ему-то точно не будет. То состояние в котором Теодор прибывал сейчас не понравилось ему. Должно быть так ощущается начало конца. Он терял хватку, маска с него сползала. И из-за чего? Порыв человеколюбия и жалости попытался сорвать ее, как ветер срывает шляпу.

Когда Венди сказала о хорошей жене, Дроссельмейер вздрогнул. Желал бы он жениться? О, нет, зачем! Какая жена. Он не мог бы даровать ей ни счастья, ни безопасности. Ничего. Кому он даровал подобное? Теодор сжал зубы. Снова принялся за свою столовую армию.
— Я не уверен. Такие женщины, несомненно, существуют, но им лучше не связываться со мной.
Теодор позволил себе выдохнуть. Улыбнулся. Может быть, если он починит машину и уберется в Волшебную страну, таким женщинам действительно будет лучше. Они не будут обманываться на его счет.
— Еще чашечку чая? И… Вы позволите мне проводить вас?
Теодор не хотел отпускать Венди, но что он мог поделать? Лишь делать вид, что ничего не происходит.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-04 16:24:42)

Плохой из него получается шпион. За дело должны браться профессионалы — профанам нигде не место. Дроссельмейеру не было страшно умереть. Его даже не особо сейчас трогала мысль, что его раскроют. Потому, что жизнь… Если за ним придут уже после того, как он починит свою машину, то можно будет с уверенностью сказать — он пожил не зря. Ради цели, которой достигнул. Он сам себя загнал в тупик — никто не приглашал его взяться за дело самостоятельно. Он сам счел, что может поработать на себя, и что же получил в итоге? Червь сомнения начал пожирать его изнутри. И всего лишь потому, что ему понравилась девушка из Лондона.

Он подтолкнул солонку чуть левее. Расправил скатерть перед шеренгой. Нет, почему понравилась. Совсем нет. Мисс Дарлинг нужна ему для эксперимента, только и всего. Она, конечно, милая особа и хорошенькая женщина, но он планирует поставить над ней опыт. Как и тогда, в метро, когда узнал о том, что Венди побывала в Волшебной стране. С той только разницей, что тогда в метро Теодор планировал чуть ли не запихнуть мисс Дарлинг в машину, помахав ручкой следом, а теперь ей пророчит всего лишь вести записи. Но ведь это потому, что у него поменялись планы, а не из-за того, что она ему нравится, как женщина. Конечно же нет. А раз так, то отчего же ему столь плохо от мысли, что с Венди что-то случится, если исход войны будет не на стороне Британии? Наверное от вина. Лучше было заказать белое.

Дроссельмейер машинально встал, когда Венди удалилась в дамскую комнату. Пользуясь ее отсутствием, закурил, медленно затягиваясь, словно смакуя мерзкий привкус дурного табака. На самом деле, только лишь для того, чтобы привести себя в чувство. Он устал. Просто устал и поэтому ему в голову лезет всякий вздор. Да еще эта неудача с машиной. Нужно поработать и все пройдет. Больше работы — лучший результат. Теодор сделал глубокий вдох и даже улыбнулся, когда Венди вернулась. В ответ на ее улыбку.

— Я люблю театр, редко бывал в кино. Но моя работа не позволяла мне развлекать себя так чаще. Очень жаль, ведь я люблю Шекспира.
Последний фильм, который он видел был настолько пронизан пропагандой, что даже декольте главной героини не спасло Теодора от чувства язвительного удивления.
Впрочем, об этом говорить вряд ли стоит.
— Я с удовольствием составлю вам компанию. Когда скажете. Можете совершенно мной руководить.
Новая чашка чая. На этот раз с молоком и двумя кусочками сахара. Он размешал его трижды, затем снова два раза, перед тем, как сделать глоток. И ручка на чашке должна глядеть в сторону от его сердца, иначе мир погибнет, а так еще поживет.

— Я слышал в Лондоне есть целые театральные улицы. Это правда?

А еще много сортов дождя. На любой вкус.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-05 00:28:54)

— Да, но это и скучно. Не так ли? Шекспира многие любят — это как, допустим, Моцарт. Если ты совершенно не смыслишь в музыке — не ошибешься, если причислить себя к поклонникам Моцарта. Я вам солгал, мисс Дарлинг. Мне не достаточно нравится Шекспир. Он слишком тяжел для моего восприятия. Мне больше по душе ваш Бернард Шоу.

Что это — вино ударило в голову или он пустился в откровения? Почему он назвал Шекспира — из желания сделать ей приятно? Так отчего он решил, что ей нравится Шекспир? Теодор сам не понимал, что с ним происходит. Потому счел за благо вновь ухватиться за последнюю фразу собеседницы, как за самую безопасную. Вдруг из него снова полезут ненужные откровения? А как же знаменитое правило шпиона — если хочешь понравиться своей жертве очаровывай её схожестью интересов и темпераментов? Впрочем, он и не шпион, а просто уставший человек. Пора себе в этом признаться.

— Целая улица искусства! Это потрясающе. Вам не помешает сделать целую улицу достижений науки. Представляете — одни телефоны. Рядами. Я этим займусь.

Теодор улыбнулся, сделав глоток чая. После ступора ему вновь стало легче дышать и желание формировать батальоны из столовых приборов затаилось.
— Тем не менее, интересно взглянуть и на старые здания. Это история. Я живу в районе, где дома тоже могут похвастаться историей, пусть и не красотой. Напротив моей квартиры пекарня, которая тоже застала королеву Викторию. Может быть ее хозяева тоже видели Её величество — судя по тому, как выглядит мистер Джеймс, муж хозяйки, он лицезрел самого адмирала Нельсона.

В сравнении с его апартаментами в Берлине, квартира на Мильтон-плейс была тесной и непритязательной. Но почему-то там ему нравилось больше. Быть может потому, что не парил над ним дух старого убитого еврея, который страдал где-то в загробном мире по потерянному богатству. А может быть причина была в том, что Дроссельмейер, наконец, вкусил все прелести одиночества именно здесь. Никто не звонил ему по телефону, соседи не здоровались с ним, никто не лез с разговорами. Он был совершенно одинок в этом английском мире, однако работалось в таком мире легче. Не нужно было оглядываться назад, потому, что ты и так знал — сзади пропасть. И впереди — маячит что-то похожее на неё.

— О, я и сам работаю, мисс Дарлинг. Но думаю мы сможем, время от времени, находить пару выходных, чтобы … Посетить.
Он поставил чашку на блюдце, но повернул её так, чтобы ручка смотрела в правильную сторону, как он привык.
— И я бы начал с кино. Театр … Когда ты стареешь, мисс Дарилнг, лучше держаться новых веяний. Иначе есть шанс покрыться плесенью. Хотя вам ещё рано это знать.

Впрочем, Теодор нашёл в себе силы вернуться к теме театрального искусства и предпочтений. Надевая на мисс Дарлинг пальто, он поинтересовался:
— Есть у вас такой драматург ныне, мистер Пристли. Слышал, что его пьеса “Time and the Conways” весьма любопытна и, если так можно сказать, злободневна. Вы не любопытствовали?
Он открыл перед Веди дверь, пропустил свою спутницу вперёд. Если бы можно было проводить её пешком, Теодор предложил бы прогуляться, но увы — женщины в их обуви не могут похвастаться любовью к долгим путешествиям. В такси он поинтересовался, снова поддавшись порыву ненужной откровенности:
— И каков ваш вердикт, Венди? Можно мне доверять? — и помедлив, добавил, — Во всяком случае покупку билетов на киносеанс.