Пьер Менар (НПС), Мари Штальбаум
|
|
Нецелевое использование средств — это ещё не статья, но уже повод к отставке.
WW fairy tales |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » WW fairy tales » Завершенные эпизоды » [1940.09.06] A matter of trust
Пьер Менар (НПС), Мари Штальбаум
|
|
Нецелевое использование средств — это ещё не статья, но уже повод к отставке.
Несколько дней в обществе мнимой мадам Лефевр убедили отца Менара в том, что до истинной христианской самоотверженности ему еще далеко. Разумеется, страдания не сделают из дурного человека хорошего, и если кто-то не нравится лично тебе, это совсем не значит, что его можно убивать — все это он понимал и готов был исполнять свой долг, но вместе с тем надеялся, что эту свою гостью он сумеет достаточно быстро спровадить. Осознав на третий вечер, что не только не беспокоится о том, что мрачная мадам Лефевр не вернулась до сумерек, но и надеется, что она появится еще не сейчас, отец Менар устыдился, упрекнул себя в недостаточной любви к ближнему своему и во искупление достал из погреба свое любимое черничное варенье, которым и угостил ее после ужина.
Нет, он понимал, что чувства человека ему не подвластны, одни лишь действия, но знал также, что некоторое усилие может сыграть роковую роль — что если он нечаянно о чем-то проговорится? Та же мадам Бошам уже дважды заходила к нему, чтобы расспросить об "этой бесстыднице", и кто знает, не угадала ли она по его манере, что он и сам находит свою гостью неприятной?
Оттого на четвертый день их знакомства отец Менар посоветовал мадам Лефевр никуда не ездить сегодня, чтобы не простудиться, привел ее сперва в церковь, а потом домой под своим зонтом, несмотря на любопытные взгляды прихожан, и, уступив ей удобный ножик для чистки картошки, взял себе второй, с расколотой ручкой и уселся напротив.
— Мы испечем пастуший пирог, — жизнерадостно пообещал он. Мясо, конечно, стоило дорого и могло полежать на леднике еще пару дней, но через пару дней… кто знает, что может случиться через пару дней. А еще эти…
Даже самому себе отец Менар не хотел признаваться, как встревожили его два незнакомца, присутствовавшие сегодня на службе. На немцев они не походили, да и были в штатском, но глаза у них были колючие.
Словно отвечая его тревогам, в дверь внезапно постучали.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Несколько дней в обществе скучного до невозможности отца Менара убедили Мари в том, что её успехи по воспитанию в себе терпения не так уж велики, как ей казалось. Она, безусловно, продолжала исполнять свой долг: не говорила лишнего, осторожно и издалека изучала его окружение, искала возможность двинуться в своих поисках дальше. Даже съела черничное варенье — с удовольствием, хотя, вопреки обыкновению послевоенных детей, даже к редкому сладкому была достаточно равнодушна.
Чистить картошку Мари любила даже меньше, чем наводить в доме порядок, хотя по привычке и без лишних возражений делала и то, и то. Но сейчас, замерев с ножом в руках, Мари с удивление подняла глаза на отца Менара: что такое "пастуший пирог", ей было неизвестно.
— Kartoffelauflauf, — наконец, сообразила она, больше по разложенным продуктам, чем из возникших ассоциаций, и не без труда подобрала нужное слово на французском:
— Запеканка.
Отец Менар питался гораздо лучше, чем она могла бы предположить. Мари не удивилась бы, узнав после, что прибавила в весе от килограмма до двух. По правде сказать, её это волновало даже немного больше, чем те самые "эти" — будь они немцами, они были бы в форме, потому что ни один немец не снял бы свою любимую форму добровольно, тем более на завоёванных территориях. Если, конечно, не был бы дезертиром или беглецом в увольнительной, но такие пришли бы в церковь в последнюю очередь.
В мире было слишком много кабаков, чтобы до церкви вообще дошла очередь.
— Те двое? — уточнила Мари и, когда в дверь постучали, продолжила чистить картошку.
Бежать с кухни было бесполезно: слишком много следов от присутствия второго осталось бы за Мари, и долгое ожидание, а затем её отсутствие были бы подозрительнее, чем если бы отец Менар просто открыл дверь.
— Позвольте, я открою, — предложила Мари, бессознательно разворачивая в ладони нож острием к запястью. — Прятаться, кажется, уже поздно.
— Да-да, — подтвердил отец Менар, — запеканку.
Немецкое слово вовсе не походило на то, что так и не задержалось в его голове в университетские времена, и он, снова попытавшись восстановить в памяти то, что, он точно знал, переводилось как "пастуший пирог", нашел в ней одну лишь жизнерадостную физиономию канадца Джона. Как же оно называлось?..
Стук в дверь оглушил его, ослепил и заморозил на месте, и он забыл, казалось, даже как дышать, и только легкое движение мадам Лефевр снова пробудило его к жизни.
— Нет-нет. — Он вскочил, положил нож. — Нет-нет, вы же… вы же гостья.
Слово это прозвучало жалко, но он уже двигался к выходу, еле осознанно бросив на ходу нож на стол. Как она держала нож… и хотела открыть…
Бедный загнанный зверек, котенок, забившийся в угол и скалящий мелкие белые зубки…
Она хотела открыть — и сама кинуться навстречу опасности. Как же она, верно, устала бежать, бедняжка…
Он понимал ее, но жалеть не получалось. Она не позволяла себя жалеть.
Отец Менар распахнул дверь и без страха взглянул в лицо тем двоим, из церкви. Зонт у них был один на двоих, и их пиджаки были уже темными от воды, слева — у белобрысого крепыша и справа — у облысевшего брюнета с пивным брюхом и холодным взглядом снулой рыбы.
— Добрый день, — сказал отец Менар и в этот раз не отступил ни на шаг. — Чем я могу быть вам полезен?[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Когда отец Менар ушёл, Мари также бессознательно развернула нож назад, но после недолгих колебаний отложила и начерно ополоснула руки в тазу, чтобы поставить чайник.
Отец Менар, насколько ей помнилось, пил без сахара, хотя немного держал для гостей. Это было кстати.
Те двое, что присутствовали на службе в штатском, к церкви имели отношения немного больше, чем к вере. Тот, что был помоложе, звался Франуса Ришаром и большую часть службы выглядывал на скамьях хорошеньких вдов, которых с приходом немцев во Франции стало немало. Второго вдовы и Иисус интересовали многим меньше, чем собственная подагра. Но ему приходилось мотаться, вот так, по деревням, хотя с большим удовольствием он бы устроился дома в кресле, может быть, даже с пинтой эля в руке. Отчасти ещё и поэтому он смотрел на отца Менара так — с неудовольствием и молча.
Говорил у них обычно Франсуа. Вот и сейчас, оскалив в улыбке зубы, приветственно протянул неулыбчивому сельскому пастору широкую ладонь:
— Франсуа Ришар. А это Эдмон Трюдо, наш с вами новый окружной викарий.
Эдмон коротко кивнул.
Их визит можно было бы счесть рядовым в рамках ежегодной инспекции, если бы в начале этого года к отцу Менару уже не заезжали люди из деканата. В этот раз у них была наводка, и, осмотрев лично крышу церкви, Эдмон готов был признать эту наводку стоящей визита.
— Не пригласите нас войти? — из вежливости предложил Франсуа.
Обсуждать такое на пороге было как-то даже неудобно. Кроме того, он бы с удовольствием выпил бы чаю или чего покрепче, не пьянства ради, но чтобы снять усталость после долгой дороги — и заодно посмотрел на ту парижанку, о которой столько толковали местные.
Облегчение, которое испытал отец Менар, когда непрошеные гости назвались, ясно отразилось на его лице, и улыбка, которой он им ответил, была такой же искренней, как его рукопожатие.
— Заходите, конечно, прошу вас, — он отступил на шаг, затем на второй и указал на прибитую справа вешалку. — Ваши плащи… ах, нет, ну, тогда зонт, прошу вас. Простите мою растерянность, я… Мне сказали, будто должна прибыть немецкая инспекция…
Это даже не было ложью, его односельчане пугали друг друга такими байками, но отец Менар в них не верил. Будь он склонен краснеть, он бы покраснел, но его кожа слишком обветрилась от постоянных прогулок по его приходу.
— Проходите, прошу вас, — он вошел на кухню, продолжая говорить через плечо. — Я как раз занимался ужином… то есть я и мадам Лефевр. Мадам Лефевр, это отец Ришар и отец Трудо, мое начальство. Да? Прошу вас.
Он предложил свой табурет месье Ришару и вытащил еще один для месье Трудо — тот был поновее и покрепче, и отец Менар ставил его для гостей. Какую же он сделал глупость — не спросил у мадам Лефевр, от какой организации она якобы собирала пожертвования! А вдруг кто-то проверил? Или пожаловался?.. Бедный кюре чувствовал себя как на экзамене по святому Августину, когда он не прочел и половины предписанной литературы.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Отредактировано Michael Darling (2020-11-08 02:34:31)
Вслушивавшаяся в разговор в коридоре Мари едва заметно выдохнула и поставила сахарницу на место. Достала чашки.
Облегчение на лице отца Менара было очевидным. Эдмон едва приподнял бровь, но воздержался от любых комментариев, предпочитая выждать, пока ситуация прояснится. Ситуация прояснилась — отчасти.
— Это многое объясняет, — согласился с ним Франсуа, складывая зонт.
От немцев во Франции ничего хорошего ждать не приходилось, хотя, казалось бы, всё, что они могли разрушить, они уже разрушили. Но то и дело всплывали если не тела, то дурные вести. Франсуа хорошо понимал отца Менара.
Эдмон понимал его хуже: тому, что он видел, бояться инспеции было нечего — у отца Менара нечего было забирать и не к чему было придраться немецкой форме. Разве что парижанка — за женщину в это время имело смысл опасаться.
Парижанка, к слову, была хорошенькой. Франсуа малодушно понадеялся, что та была вдовой, и склонился на полдюйма ниже, чем обязывали приличия.
— Мадам Лефевр, рад знакомству.
Мари пожала протянутую руку. Эдмон отделался коротким кивком — снова, и, сочтя представление законченным, Мари отошла к плите.
— Чай скоро будет, — предупредила она, стараясь смотреть по возможности в пол.
Франсуа старался изучать её по возможности ненавязчиво. Эдмон смотрел просто — то на неё, то на отца Менара, пытаясь угадать, за кого сейчас последний волновался больше: за себя или за очевидно городскую девицу, судя по рукам только что чистившую картошку на его кухне. Расспросить о ней успелось бы и позже, тем более что основные моменты Франсуа для себя уже прояснял: в Сен-Рикье четыре дня, люди просто чудесные, природа ещё лучше, отец Менар был к ней очень добр.
— Мы здесь с рядовым визитом, — начал Франсуа, когда Мари раздала чашки и вышла во двор за водой, не закрыв, впрочем, за собой дверь до конца. — Ничего серьёзного. У вас прекрасный приход, отец Менар, и сама церковь в прекрасном состоянии, для её-то лет. Если не считать крыши, конечно: мы думали, работы уже будут закончены.
— Вам не хватило содержания, отец Менар? — наконец, подал голос Эдмон, едва сумевший к этому моменту устроить ногу так, чтобы та ныла меньше.
Мари во дворе коротко усмехнулась сама себе.
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-01 02:46:43)
Слушая, как отец Ришар расспрашивает мнимую мадам Лефевр, отец Менар то брался за нож, чтобы дочистить все-таки злосчастную картошку, то откладывал его в сторону и искал глазами подходящую посуду, чтобы сложить оставшиеся нечищенными клубни туда. Пачкать чистую миску ему не хотелось, но куда еще можно было их положить?
Задуматься над тем, почему этот вопрос стал для него таким важным, кюре не успел — мадам Лефевр вышла, и отец Трудо обратился уже к нему, и отец Менар во второй раз уже испытал глубочайшее облегчение: похоже, что произношение мадам Лефевр оказалось достаточно схожим с парижским выговором, чтобы не привлечь ничьего внимания.
— Нет-нет, что вы, — заверил он своих собеседников, — то есть нет, но дело не в этом. То есть… Я чиню крышу сам, потихоньку. Вместе с мастером местным, он меня учит. Понимаете ли, тут так получилось…
Почувствовав себя на твердой почве, он заговорил живее, обрисовывая для двух гостей положение дел. В одной из соседних деревень упала с крыши семилетняя девочка, повредила ногу. У малютки были ужасные боли, ей грозила хромота на всю жизнь, но родители нашли хирурга, в Париже, который был готов ей помочь — бесплатно. Оставалось найти деньги на дорогу…
— Вот, это и есть наш кровельщик.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
К трагической истории Эдмон как человек видавший в жизни разное остался безучастен, Франсуа же практически без колебаний принял на веру каждое слово.
— Это дело богоудное, — не мог не согласиться с отцом Менаром Франсуа, но Эдмон, переставив больную ногу снова, только свёл брови:
— Но деньги выдавались вам не на него.
Во дворе, мысленно согласившись с отцом Трюдо, Мари едва слышно фыркнула и ушла к леднику. О том, что будет дальше, можно было бы легко догадаться.
— Я уверен наверняка, что существовали и другие способы изыскать средства для девочки, — Эдмон говорил спокойно, размеренно и совершенно равнодушно: он не в первый раз выслушивал оправдания растратчиков, и в истории отца Менара не было ничего, что могло бы его удивить. — Например, вы могли бы обратиться к своей пастве, отец Менар. Даже в это сложное время среди прихожан нашлись бы те, кто сумел бы достать из своего кошелька пару сантимов на помощь ребёнку, разве нет?
В конце концов, если верить одной из прихожанок — мадам Бошам, кажется, — отец Менар пригласил к себе парижанку именно с этой целью — обходить его подопечных и грабить их кошельки на благо сирот. В том, что хоть один сантим попадёт к сиротам, Эдмон был не уверен.
С ледника Мари принесла не только мясо — немного льда, обёрнутого полотенцем, и молча протянула его отцу Трюдо. Также молча тот приложил его к своему колену. Откинулся на табурете чуть назад с почти неуловимой гримасой, и Мари вышла снова, чтобы принести теперь уже воды, за которой уходила изначально.
— Возьмём, например, мадам Лефевр: если верить слухам, вы пригласили её к себе со схожей целью — собирать пожертвования со своих прихожан.
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-07 17:43:15)
— Ох, если верить слухам! — не сдержался отец Менар. Упрек был несправедлив — он честно пытался изыскать другие средства. Если бы девочка умирала, ей бы помогали, может, более охотно, а тут — всего лишь боль и искалеченная нога! Не о чем говорить, это крест, который Господь счел нужным определить бедняжке — ей или ее родителям, как выразилась одна сердобольная дама, выделившая три тысячи франков на строительство конюшни для престарелых скаковых лошадей! — Несколько сантимов, месье Трюдо, не помогли бы!
Только глубокое возмущение могло заставить отца Менара лишить отца Трюдо того звания, которое ему подобало.
— Им нужны были билеты на поезд, билеты! Билеты! У нас бедный край, люди до сих пор многие живут только с земли! Месье Леблан, кровельщик наш, например — откуда у него деньги? Когда ему половину платят натурой? Или Бернадетта — она прислуга, ей только еще в конце года заплатят! Я собрал двадцать франков, двадцать! Даже если бы отец не поехал с ними!.. — Он умолк, борясь со своими чувствами, однако ненадолго: — Месье Леблан помогает мне бесплатно, только за материалы берет! А на это у меня осталось, это только вопрос времени. Я все закончу до зимы, увидите.
Это было очень оптимистично, конечно, но отец Менар пытался также отвлечь их внимание от мадам Лефевр.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Горячился отец Менар достаточно искренне. Так, что Франсуа проняло, и он поспешил обернуться к Эдмону:
— До зимы — это же вполне приличный срок. Тем более что видите, отец Менар работает сам, и это получается очень даже быстро.
Небольшая задержка не мешала бы руководству закрыть глаза на то, что деньги ушли не тем путём: в конце ведь всё было бы сделано как должно. Но Эдмон считал иначе:
— Вам стоило бы сперва испросить разрешения.
Два письма, считая ответное, не отняли бы слишком много времени, но, возможно, избавили бы отца Менара от сегодняшнего визита. Но Эдмон был рад, что они всё же приехали, даже несмотря на его больную ногу: что-то во всём этом было нечисто, и он намерен был разобраться. Ещё и эта парижанка...
«Эта парижанка», наслушавшись игры в плохого и хорошего падре и даже заскучав, как раз вошла на кухню с ведром воды.
— Вы ведь останетесь на ужин? — на правах единственной женщины в доме предложила она, раз уж отец Менар так и не произнёс нужных слов. — Мы готовим пастуший пирог.
Порции будут, очевидно, небольшими, но из вежливости гостям стоило бы отказаться. Эдмон, переглянувшись с Франсуа, принял решение за них обоих и вопреки желаниям второго:
— Увы, мадам Лефевр.
Мари с деланным сожалением вздохнула. Эдмон переставил ногу ещё раз, теперь уже увереннее — лёд, хоть его и было холодно держать, всё же притупил грызшую его боль. Спросил:
— Сколько вам уже удалось собрать, мадам?
Не без труда Мари припомнила, сколько денег было у неё в кошельке.
— Семь франков, кажется, — спокойно отозвалась она, — не очень много, я знаю. Но я же здесь не за этим.
— А зачем же? — Франсуа, расширив в удивлении глаза, даже подался на табурете вперёд.
— Его Высокопреосвященство посчитал, что смена обстановки и благое дело помогут мне скорее оправиться от утраты супруга. К счастью, отец Менар любезно откликнулся на его просьбу предоставить мне кров.
Повисло неловкое молчание. Эдмон размышлял. Мари, будто ничего не замечала, промывала картофель, когда Эдмон, наконец, решился спросить:
— Его Высокопреосвященство не жаловался вам на здоровье своего пса?
— Какого? — Мари едва заметно усмехнулась. — Того, которого он никак не может завести из-за аллергии?
— Да, верно. Я, должно быть, спутал.
— Случается, — согласилась Мари и предложила ещё раз:
— Может быть, всё же отужинаете с нами?
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-15 21:07:34)
Отец Менар не умел притворяться, но притворство от него и не потребовалось — оба их непрошенных гостя во все глаза смотрели на мадам Лефевр. И поэтому бедный ошарашенный кюре успел взять себя в руки и принять непроницаемый вид, когда вопрос о собаке монсеньора де Жюльвиля, кардинала и руанского епископа, был благополучно разрешен. Значит, его высокопреосвященство не переносит собак? Как она только узнала?! Юбер сказал, наверно, он был очень умным человеком… Или она просто догадалась? А он никогда не сообразил бы, что вопрос был с двойным дном…
- Мы вынуждены отклонить ваше великодушное предложение, - повторил отец Трюдо, поднимаясь со стула с почти неподобающей поспешностью. Имя ли его высокопреосвященства сыграло свою роль или размеры принесенного мадам Лефевр куска мяса или осознание, что, дождавшись трапезы, они уже могут не успеть уехать вовремя, чтобы поселиться в приличной гостинице, а не в убогом жилище сельского кюре… кто знает? Но отец Трюдо поднялся и отложил тряпку с завернутым в нее куском льда, и отец Ришар последовал его примеру, пусть при этом в животе у него отчетливо забурчало.
- Нам нужно навестить еще одного человека сегодня, - пояснил он.
Отцу Менару следовало бы тут хотя бы предложить им глоток наливки на дорогу, но оба они вызывали в нем такую сильную неприязнь, что он только вздохнул.
- Долг превыше всего, - промолвил он, чувствуя себя лицемером, и конечно же, отец Трюдо, уже подойдя к кухонной двери, оглянулся.
- Кстати, мадам Лефевр… почему же это его высокопреосвященство не отправил вас куда-нибудь… поуютнее?
Это был бы, конечно, убийственный вопрос, если бы отец Менар не знал на него ответ - ответ, который вряд ли знали эти лощеные чиновники. Откуда бы им было знать, что в их деревушке уцелели руины средневекового аббатства, еще времен Капетингов? Он рассказывал о них мадам Лефевр только вчера, пытаясь как-то скрасить их вынужденное одиночество - о бенедиктинском монастыре, который построил сам Карл Великий, о многочисленных его разрушениях и последующих восстановлениях, об аббатстве Святого Маврикия, возникшем здесь в XVII веке, и о его ужасной судьбе в годы Революции… Конечно, у нее был ответ![nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Отредактировано Michael Darling (2020-11-18 02:58:37)
— Разумеется, — Мари была готова принять любую отговорку, лишь бы, наконец, уже приступить к готовке. Не один отец Ришар на этой кухне был голоден, и Мари, переживая, всегда хотела есть лишь сильнее. Желательно — что-нибудь сладкое, но она так и не решила, стоил ли этот визит того, чтобы истратить на него последнюю контрабандную шоколадку, или можно было обойтись мясом.
Всё же, пожалуй, нет, и, словно предмет разговора в самом деле волновал её крайне мало, Мари пожала плечами снова:
— Я как-то не додумалась уточнить.
Да и направь её сюда в самом деле кардинал, разве её мнение что-нибудь значило бы?
— Возможно, дело было не в том, куда я еду, а к кому, — предположила Мари, так и стоявшая с мясом в руках. — Местные руины вряд ли смогли бы занимать меня долго, хотя вам — вам обязательно стоит посмотреть. Постарайтесь заглянуть на обратном пути.
Без экскурсовода, столь же дотошного в изложении деталей как отец Менар, это не отняло бы много времени.
Когда дверь за гостями, наконец, закрылась, Мари спокойно вернулась к мясу. Промыть его, потом картошку, и всё это резать, а потом ещё и запекать — раньше, чем за час, всё равно не управятся.
Шоколадка была бы кстати.
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-15 21:23:21)
Хладнокровное равнодушие мадам Лефевр проняло двух чиновников от церкви сильнее, чем презрение или любые объяснения — они смешались, произнесли все положенные слова и ретировались с поспешностью, которую трудно было бы объяснить заботой о проголодавшемся ближнем. Отец Менар проводил их обоих до двери, попрощался и вернулся на кухню в состоянии, которое он не смог бы и сам себе объяснить — смутно понимая лишь, что его необъяснимая неприязнь к немецкой беженке стала еще сильнее.
— Вы поразительны, — сказал он с неискренним восхищением — чувствуя себя лжецом и лицемером и неизъяснимо стыдясь своих чувств. — Но откуда вы знали про собаку?
Это было не подозрение — одно только недоумение, и может, что-то похожее на зависть: он бы сам так не выкрутился, он бы не знал, что ответить, он выдал бы себя с первыми же словами!
Придвинув всю еще не почищенную картошку к себе, он завладел картофельным ножом и заработал им с быстротой, выдававшей немалый опыт — предоставляя своей гостье заняться мясом, благо второй нож подходил для этого куда больше.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
— Нет, — Мари играючи перехватила нож удобнее и повела плечом:
— Я просто хорошо лгу.
Ей пришлось выучиться этому ещё в детстве — с такой матерью просто нельзя было иначе, — но этот навык был не из тех, которые доставляли Мари удовольствие. Ничего постыдного в нём Мари, впрочем, тоже не видела — умение лгать выручало её не раз и не два.
— И вы лжёте лишь немногим хуже, — добавила Мари после недолгой паузы и второе замечание о том, что отец Менар всё же слишком переживал, оставила при себе. У волнения всегда могли быть тысячи причин, для того, чтобы понять, о чём человек лжёт, не обязательно уличать во лжи сразу.
Например, Мари не обязательно было даже смотреть на отца Менара, чтобы понимать: её общество не доставляло ему удовольствия, как бы он ни старался убедить в обратном всех, в том числе себя. Мари с малых лет хорошо чувствовала, когда в самом деле была нежеланным гостем, а когда её присутствие было терпимо, и сейчас лишь бессознательно кривила губы, пользуясь тем, что стояла к отцу Менару спиной.
— Допустим, через третьи руки, — всё же вздохнула Мари и задала встречный вопрос:
— Но разве это имеет значение?
— Нет… Наверно, нет…
Отец Менар чувствовал себя виноватым. Он тоже солгал, это была правда. Даже если это была ложь во спасение и даже если он по большей части отмалчивался — он чувствовал себя неловко. Он не жалел, конечно, и солгал бы снова, и очень хорошо было, если у него получилось хорошо, но ему все равно было не по себе.
Он хотел переспросить, в самом деле у него получилось убедительно или мадам Лефевр ему попросту польстила, но понимал, что получит один и тот же ответ в обоих случаях, а тогда зачем спрашивать?
— Вы очень хорошо лжете, — сказал он, чувствуя, что кривит душой, хотя говорил чистую правду. — И когда вы сказали про третьи руки…
Он хотел уже произнести имя, а потом вдруг не стал, осознав вдруг, что человек, который так хорошо лжет… ты никогда не знаешь, когда он говорит правду.
Он поднял испытующий взгляд на молодую женщину, задаваясь вдруг новым для него вопросом: если она разузнала столько всего про епископа, не зная еще, что ей позволят остаться в Сен-Рикье — что она узнала про него самого?
Картофелина, забытая в его ладони, попыталась выскользнуть у него из рук, и он едва не обрезался, ловя ее снова.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
— Хорошо.
Пожалуй, Мари всё же нравилось заставлять отца Менара чувствовать себя хуже. Не неловко, именно что хуже, чем он был на самом деле — он всегда выглядел в эти моменты достаточно забавно, и, кроме того, так Мари чувствовала себя хоть немного отмщённой. Она ведь не была плохой — она просто делала то, что должна была делать, и делала это ради общего блага. Не одобрять её за это со стороны отца Менара было бы чертовски несправедливо, хотя, возможно, он не любил её не поэтому.
Впрочем, Мари вообще редко нравилась людям, если не притворялась кем угодно, кроме себя.
— Я не имела в виду месье Юбера, — успокоила отца Менара Мари, срезавшая с мяса плёнку. — Я...
Вздохнув, Мари помолчала, но всё же ответила:
— Когда Пьер Пети де Жуанвиль был ещё епископом Дижонским, он водил дружбу с моим дядей. Хотя я бы не обратилась к нему за помощью, даже если бы дядя был жив, — я с детства терпеть не могла их обоих.
На деле, конечно, вместо дяди была мать Мари, в своё время частенько наезжавшая во Францию. Она так часто поминала кардинала на обедах как одного из своих наиболее ценных знакомых, обращая внимание дочери на то, в каких кругах той стоило бы вращаться, что заочно Мари ненавидела Его Высокопреосвященство не меньше всех дочерей её подруг, вместе взятых.
Отложив нож и мясо, Мари развернулась спиной к столу и лицом к отцу Менару. Скрестила на груди руки, стараясь не цеплять рукава липкими руками, сверху вниз вгляделась в его живое лицо.
— Я знаю, я вам не нравлюсь, — Мари, холодная и голосом и взглядом, решила всё же расставить очки над "i". — С первого взгляда не понравилась, что, конечно, делает ваше согласие предоставить мне кров только благороднее. Я обещала себе не спрашивать, и я не буду настаивать на ответе, но... Почему?
Месье Юбер ведь тоже был от неё не в восторге, и рано или поздно это могло бы помешать Мари достичь цели.
Может быть, ей в самом деле стоило бы больше плакать и цепляться за чужую руку, хотя бы при первой встрече?
— Вот оно что… — пробормотал отец Менар. Конечно, в историю о дружбе между ее дядей и епископом Дижонским он не поверил. Это было бы слишком большим совпадением. Но не верить ему было стыдно, как будто бы это он соврал — но и странным образом приятно, потому что он чувствовал себя проницательнее ее и умнее: он увидел эту ложь, хотя она очень хорошо умела лгать. Это тоже было не то чувство, которое ему хотелось бы испытывать, и поэтому отец Менар опустил глаза, снова атаковал картошку и поднял взгляд на беженку только тогда, когда она заговорила с ним снова.
— Вы? Мне?
Отец Менар опять был совершенно ошарашен — и не проницательностью мадам Лефевр, а тем, что она задала этот вопрос. Нет, хуже — тем, что она подняла эту тему. Это было не принято! Он старался относиться к ней ровно и пытался ничем не выдать своей неприязни, и то, что она заметила его чувства, невыносимо его смущало. Он вел себя невежливо, и он вел себя не как христианин, если не смог побороть это нерациональное и ни на чем не основанное чувство. Она подумает еще, что он юдофоб! Или страдает каким-нибудь психическим расстройством — ненавидит женщин и поэтому стал священником. Одна молодая особа так ему и сказала — что нормальный мужчина ни за что не отказался бы от этой стороны жизни и множество священников не блюли целомудрие и кем он себя считает — святым Франциском? Ему стало неловко, как если бы он нарушил свои обеты, он извинился и отошел, но она пошла за ним и спросила, била ли его мать. Ночью отец Менар задался вопросом, не понравился ли он ей — может, она обиделась, что он ей не заинтересовался? Это было бы нормально, такое случалось, но она говорила с такой неприязнью…
Может, мадам Лефевр тоже?.. Она красивая женщина, она живет у него дома — может, она ждала, что он начнет к ней приставать, и чувствует себя обиженной, что этого не произошло?
— Я священник, — сказал он, стараясь так подобрать слова, чтобы не обидеть, и если он угадал, и если нет. — Я должен ко всем относиться одинаково хорошо… и ровно. Почему вы решили, что вы мне не нравитесь?[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Отредактировано Michael Darling (2020-11-20 03:02:29)
Когда в её враньё не верили, Мари чувствовала тоже: в детстве за этим обычно следовало наказание. Во взрослой жизни тоже, но с запозданием, и до того, как наступал момент расплаты, Мари обычно старалась извернуться и найти доказательства своей лжи, способные хотя бы поколебать чужое неверие. Обычно, но не сейчас. Сейчас она сказала чистую правду (почти), как бы нелепо та ни звучала, но так как то, что правда часто бывала нелогичнее лжи, Мари знала тоже, в этот раз она не стала обижаться за недоверие.
Её личные проблемы — это такой пустяк. Отец Менар верил ей в главном, а остальное уже не имело значения, даже то, что никакой симпатии он к ней не испытывал.
Возможно, Мари в самом деле стоило бы притвориться для него кем-то другим, но теперь уже было поздно.
— Я, вам, — равнодушно подтвердила Мари, оставляя отцу Менару запрошенное им время на поиск подходившего случаю ответа.
Хотелось бы ей заглянуть в его голову, чтобы узнать, о чём он думал именно сейчас, какие причины перебирал, но, увы, этот дар в число талантов Мари не входил даже примерно. Мари хорошо бегала, хорошо танцевала, хорошо стреляла и даже немного метала ножи — она была хороша в движении, а не в размышлениях. Умение читать людей без данного с рождения таланта было оплачено трудом и слезами, но теперь, уже по одному стеснённому вздоху и отведённому от её силуэта взгляду Мари могла представить себе, как сработала мысль священника.
Когда отец Менар намеренно подчеркнул свой сан, подозрения превратились в уверенность, и Мари вдруг стало смешно: чтобы она, бывшая почти женой Фридриха и знавшая многих выдающихся офицеров Рейха, вдруг начала искать внимания у совершенно не выдающегося кюре, укрывавшего в своём жалком доме евреев?
Смеяться, тем не менее, Мари не стала: пожала плечами, в который раз, едва усмехнулась:
— Можете называть это интуицией.
Или опытом — часто это значило одно и то же. Но, в отличие от Мари, кюре недоставало решительности.
Мари смотрела на него долго, но недостаточно долго, чтобы её взгляд можно было счесть требующим.
— Забудьте, — вздохнула Мари, проворачивая в едва красной ладони нож. — Я обещала не настаивать на ответе, так что больше можем к этому не возвращаться.
Хотя в какой-то момент ей показалось, что отец Менар был готов. Почти готов — просто для таких разговоров нужна была храбрость иного рода, отличная от той, которой он обладал.
— Простите, что не сдержалась.
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-19 23:21:58)
Отчего-то при новом взгляде на равнодушное лицо мадам Лефевр отцу Менару вспомнился давным-давно виденный немецкий фильм, где у главной героини — как же ее звали? — было такое же лицо, красивое и нечеловечески спокойное. Недолго — вскоре оно стало иным — но отец Менар вспомнил его сейчас, глядя на свою гостью.
"Мария!" — и эти буквы, белые на черном фоне, на миг как вживую встали перед его мысленным взором. Нет, Марией звали не ее, и почему вообще он вспомнил этот фильм?
— Я священник, — повторил он, но с уже другими интонациями, с уверенностью, которой ему недоставало чуть ранее. — Скажите, мадам: когда вы в последний раз были у исповеди?
Этот смешок, которым она ответила на его вопрос, сказал ему больше, чем все ее поведение до этого: впервые с того самого первого дня он увидел за стеной ее искусственного покоя какой-то намек на человеческую душу, на страдание. Он не сказал ничего смешного, и она засмеялась, и кому как ни ему было знать, что за таким смехом обычно скрывают боль?
Он поставил на плиту кастрюлю с картошкой и потянулся за солью.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Теперь это "я священник" звучало иначе, без этой едва ощутимой, но всё же присутствовавшей тени самодовольства. Это звучало как признание собственного долга, и почти с той же интонацией Мари когда-то обещала Фридриху, что умрёт за Германию. Фридрих справился первым, а Мари с тех пор успела только понять, что жить ради Германии намного сложнее, чем умирать за неё.
В последний раз она исповедовалась как раз об этом.
— Двадцать седьмого апреля прошлого года, — без труда припомнила Мари для отца Менара. — За две недели до отъезда во Францию.
Во Франции Мари так и не нашла себе подходящего духовника — она могла поверить немцу, знающему, что такое патриотизм и работа, но не французу, избалованному удовольствиями жизни и проповедующему личную свободу.
— Я не стану исповедоваться вам, — Мари не отпрашивалась — предупреждала перед тем, как вернуться к мясу. Сдержанно выдохнула, ослабила хватку пальцев на цельном куске, бессознательно огладила пальцем ребро ножа и, словно одного отказа было мало, повторила уже вслух:
— Это лишнее.
Отредактировано Marie Stahlbaum (2020-11-20 15:42:30)
— Двадцать седьмого апреля, — задумчиво повторил отец Менар, глядя на свою гостью с тем же пристальным вниманием. Он не ошибся, значит, и ее ответ лишь подтвердил его ощущение — ей отчаянно недоставало того облегчения, которое дарит одним Господь, а другим — психолог. Про психологов он, впрочем, не был уверен — только слышал.
— Я понимаю, — кивнул он, доставая из надорванного бумажного пакета вялую луковицу — предпоследнюю, кстати сказать. — И это было бы неправильно, пока мы с вами живем в одном доме. Вы же знаете, что хирурги не оперируют своих? Но мне хотелось бы вам помочь. Я же вижу, как вам тяжело. Вы были вынуждены оставить свой дом, все и всех, кого вы любили, и теперь вы… — "… уже не смеете любить", — подумал он, но вслух этого не сказал, потому что все могло быть еще хуже: — замкнулись в себе. Вы выживаете, но не живете.
Луковица очищалась плохо, и от шедшего от нее едкого запаха у отца Менара, как всегда, защипало в глазах, но он продолжил осторожно снимать шелуху — стараясь не зацепить мякоть.
— Не чувствуете.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Стиснув зубы, Мари заставила себя промолчать, хотя её весьма занимал вопрос, кем себя возомнил отец Менар? Мари не нуждалась в спасении — уж точно не в спасении его руками, потому что, кем бы он ни был на самом деле, он всё равно пригревал у себя чумных крыс. Даже в образе одной из них Мари ни разу не дала ему понять, что, кроме крыши над головой, искала ещё и тепла, потому что она не искала.
Мари была в порядке. Она знала себя и знала свои недостатки, и всё, что её волновало на самом деле — то, как эти недостатки могли сказаться на её миссии.
Напряжённая в плечах, Мари молча резала мясо, как могла бы резать отца Менара. Стискивала кусок так, что даже будь мясо свежим, расправилось бы не сразу, и всё крепче сжимала челюсти.
— Вы очень проницательны, — наконец, процедила Мари, потому что она должна была признать его правым, как должна была раньше признать себя еврейкой хотя бы наполовину, — но мне не нужна ваша жалость.
Возможно, Мари могла бы принять его сочувствие, если бы он в самом деле её знал или если бы она в самом деле ему нравилась как человек и как личность, но это христианское милосердие, извращённый наряд человеческой гордыни — от него Мари предпочла бы держаться подальше под любой из своих личин.
— У моего существования есть цель, отец Менар, — отчеканила Мари, по-прежнему не оборачивавшаяся назад. Она должна была держать себя в руках, "контролировать свой темперамент", как твердил ей когда-то Баум. Она могла это сделать, и теперь, вспомнив о нём, ослабила хватку на ноже и продолжила уже спокойнее:
— Я существую ради мести. Если вы в самом деле хотите мне помочь, вы найдёте среди своих знакомых тех, кто даст мне оружие и возможность применить его.
— Нет, — отец Менар произнес это короткое слово без возмущения и без напора, просто констатируя непреложный факт. Он был священником и не чувствовал бы себя вправе помогать чужой мести, даже если бы не испытывал отвращения к самой идее. — Mihi vindicta: ego retribuam.
Латынь, казалось бы, должна была быть понятна любому католику, однако отец Менар знал по собственному опыту, насколько по-разному произносят одни и те же слова, и поэтому, не полагаясь на то, что мадам Лефевр поймет, повторил по-французски:
— Мне отмщение, и я воздам. Так сказал Господь, мадам. А знаете почему? — он подался вперед, забывая о луковице, об ужине и даже о том, что в один краткий миг он не испытывал к ней ставшей уже привычной неприязни. — Не потому что Господь бережет нанесшего обиду или надеется на его раскаяние, но потому что печется о вашей душе. Ненависть разрушает душу, это не то живое растительное прошлое, которое питает корни настоящего — это хищный зверь, живущий одной лишь болью! Болью, которая ничего не изменит и никому не поможет, но которая пожирает минуты, часы и дни…
Он осекся и улыбнулся вдруг, усталой и смущенной улыбкой.
— Я говорю так, словно стою на кафедре, не так ли? То, что обязан говорить, как будто эти слова перестают быть истинными, оттого что уже были произнесены… А меж тем они истинны: зло должно оставаться в прошлом. Или вы сами, своими руками и своим сердцем, даете злу силу существовать в настоящем и проникать в будущее. Как-то так… [nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Слова, конечно, были правильными — так и должен был говорить священник, услышавший о мести, — но Мари хотела слышать совсем не их. Спасение её души её волновало мало: она вообще не верила, что можно спастись, и потому хотела успеть на земле как можно больше, чтобы хотя бы в аду не жалеть о несделанном. Поэтому Мари всегда действовала, а не береглась — и действовала так, как считала правильным.
— Зло, не видящее сопротивления, будет множиться, отец Менар, — напомнила священнику Мари, по-прежнему не оборачивавшаяся назад, и сделала ещё один глубокий вдох, успокаиваясь. Обуздать свой темперамент — вот что ей было нужно сейчас, а в бессмысленном споре она могла бы и проиграть. Победа хороша только тогда, когда у неё есть цель, остальное же — пустое себялюбие.
Через два глубоких, размеренных вдоха Мари вновь была в состоянии мыслить разумно. С такой позицией отец Менар ей ничем не поможет, а значит, ей нужно было оставить его позади. Она не зря училась терпению, и теперь уже знала, что один проигрыш ещё не обязательно вёл к поражению.
Но она всё равно не собиралась сдаваться так сразу.
— Посмотрите хотя бы на себя, — Мари, наконец, управившись с мясом, обернулась, чтобы усмехнуться:
— На самом деле вы ведь не сопротивляетесь злу. Вы уже приняли его победу. Вы и мне помогаете только для того, чтобы думать лучше о себе же.
Отец Менар мог сколько угодно гордиться двумя спасёнными жизнями — в глубине души он наверняка знал, что это не значило ничего, кроме всего двух жизней.
— Вы могли бы делать больше, — невольно понизив голос, Мари вдруг вспомнила Крысолова с его талантом: вот сейчас он был бы кстати. — Вместо того, чтобы чествовать себя за спасение моей жизни, вы могли бы принять участие в спасении своей страны. У вас достаточно единомышлеников и друзей, и их число будет расти с каждым днём, что Рейх, пользуясь вашим бездействием, укрепляется на ваших землях. Он не останется в прошлом, отец Менар — он уже становится вашим будущим, потому что вы — в том числе вы, — позволяете ему это.
От недоумения отец Менар перешел к уважению, а за ним — к неясной даже ему самому тревоге. И если сперва он попытался ей возразить — "Но вы подменяете понятия, мадам Лефевр!" — то потом только молчал и слушал.
— Неверно, — возразил он затем. — Вы подменяете понятия, и я вовсе не говорил о бездействии. Я говорил о мести. Месть…
В глазах щипало все сильнее, и, сдаваясь, он отложил недочищенную луковицу и отступил от доски.
Все было не так.
С каким презрением она говорила о его помощи — как будто в этом было что-то дурное. Как будто он не должен был ей помогать, а помогая, не чувствовать себя лучше! Может, она не верила, что от доброго дела всегда чувствуешь себя лучше — может, считала, что за доброе дело полагается награда…
И он мог бы делать больше, это была правда. Мог бы…
Не мог бы. Ни поднять оружие, которого, к слову, у него не было и которым он не умел пользоваться, ни призывать к насилию. Он мог только говорить с амвона о необходимости помогать ближнему своему и пытаться спасти души — как умел. Он готов был умереть, но не убивать, а она…
А она была здесь. В сельской глуши, на кухне у приходского священника.
Возмущение, которое вызвали в нем ее упреки улеглось, уступая место… нет, не сочувствию, настолько хорошим христианином он не был. Но пониманию.
— Вы слишком многого требуете, — мягко заметил он. Спорить было бесполезно, и теперь он знал, почему. — И от других, и от себя. А где вы учились, если можно спросить?
Это была еще одна странная мелочь, которую он подметил, мимолетно пожалев, что не спросил раньше: она говорила как человек с привычкой убеждать.[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Пообещав себе ещё всего одну попытку пошатнуть отца Менара в его убеждённой вере, по крайней мере на сегодня, Мари снова пожала плечами:
— По результатам жажда мести редко отличается от того же желания защитить.
Примеров тому в человеческой истории было достаточно, и Мари не стала перечислять, уверенная, что отец Менар и сам вспомнил бы, что ему ближе. Окажись они в совершенно других, больше располагавших к праздным рассуждениям обстоятельствам, Мари было бы интересно дискутировать с отцом Менаром о дихотомии добра и зла, но они имели то, что имели: его упрямую веру в собственную правоту и её невозможность рассуждать открыто.
С другой стороны, отец Менар не понял бы Мари, даже знай он о ней всю правду.
— Университет Берлина, — коротко отозвалась Мари, едва приподняв брови, чтобы обозначить удивление вопросу: откуда вдруг интерес к её биографии? — Мне повезло закончить его до того, как сожгли лучшую часть библиотеки.
Некоторую часть сожжённых книг Мари успела прочесть, и потому была отчасти несогласна с решением партии: пока у них на руках был текст, с ним можно было спорить, сводить на нет ценность суждений автора. Сожжённый, он превращался в реликвию, и всё, что с ним оставалось делать — это только преувеличивать его значимость.
С людьми было точно также: Мари любила Фридриха гораздо больше теперь, когда он был мёртв.
— У меня были планы на эту жизнь, отец Менар, — наконец, едко продолжила Мари. — Моя проблема в том, что я разрушила всё сама. Я слишком долго прятала голову в песок и надеялась, что происходящее вокруг меня не коснётся: я ведь была такая хорошая, и никому ничего дурного не желала. Когда я спохватилась, было уже поздно.
Скрестив на груди руки, Мари говорила спокойно и тихо, и как будто бы подбирала слова. Акцент, словно Мари забыла о необходимости подделывать произношение, зазвучал ярче.
— Я не просто так в нашу первую встречу просила дать мне возможность делать хоть что-то, — Мари напомнила об этом будто вскользь. — Мне больше нечего терять, кроме рассудка, а с вами я всё ближе к его утрате, так что давайте не будем спасать разговорами мою душу: спасать там уже нечего. Я вполне готова умереть. Я просто не хочу сделать это зря, и это единственное, что действительно может мне помочь.
Глаза отца Менара слезились, и поэтому лицо своей собеседницы он разглядеть не мог и судить о ее чувствах мог только по голосу — ядовитому, как если бы она говорила с врагом. Как будто бы это он был виноват в том, что с ней случилось — что бы это ни было. Словами она упрекала себя, но голосом — его, и отец Менар даже зажмурился, хотя тут сыграла свою роль и резь в глазах.
— Берлинский университет, — повторил он, думая о профессоре Шленкере — тот преподавал там. И тоже сокрушался, что не испугался раньше — еще в тридцать третьем, когда в Германии принялись жечь книги. Но он говорил совсем иначе… и отца Менара ни в чем не упрекал. Нет, любви было мало или точнее — только любить было мало. У любви есть не только голос, но и руки. Пожалуй, именно об этом он будет говорить в воскресенье. О том, что любовь это не только чувство, а еще и действие, однако если нет любви…
В мадам Лефевр любви не было.
Нет, это было понятно, конечно, она потеряла столь многое… мужа, наверняка… всю свою жизнь…
Ему сделалось вдруг стыдно, невероятно стыдно: двадцатый век, а он мыслит и чувствует в таких пафосных, книжных категориях. Это было смешно, наверно — не случайно она его презирала…
Какая-то смутная, странная мысль шевелилась на самом краю его сознания — мысль столь же неприятная, сколь и неудобная, неловкая. И в какой-то момент ему показалось, что он ее нащупал… а потом она пропала снова, оставив лишь глупые луковые слезы.
Вот оно!
Она ему не нравилась, это была правда. Но до сих пор он не понимал, насколько он не нравится ей. Святый Боже, да она его ненавидела!
Нет, это было невозможно, какая ерунда, с чего бы?
"С вами я все ближе к утрате рассудка…"
— Вы знаете, — сказал он смущенно, все еще убеждая себя, что он неправ, и в то же время собирая мысленно осколки их странного разговора, — если хотите… я могу попросить в госпитале… у них всегда не хватает санитарок. Даже сейчас.
Нет, он все же не хотел, чтобы она умерла. Даже если это будет "не просто так".[nick]Pierre Ménard[/nick][status]curé[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0016/eb/73/7/965149.png[/icon][fld1]<a href="https://wwft.rusff.me/viewtopic.php?id=18#p2224" TARGET="_blank"><b>Пьер Менар</b></a><br>молится за вас[/fld1]
Если бы Мари могла слышать мысли отца Менара, она непременно подкинула бы ему для размышления одну простую идею: любовь не берётся из ниоткуда. Чтобы увидеть цветок, нужно даже не вырастить его — хотя бы бросить семя на землю. Нужно вложить хоть что-то, но всё, что вкладывали в Мари, имело к любви крайне малое отношение, а потом стало уже поздно.
Наверное, это было даже к лучшему — так Мари ничто не отвлекало от служения Рейху. У неё была цель, единственная, которая давала почувствовать себя значимой, и, напомнив себе об этом, Мари успокоилась окончательно.
Участь отца Менара всё равно была уже решена.
— Да, — просто согласилась с ним Мари и обтёрла тряпицей нож. — Попросите.
Пока она работала бы, к ней вряд ли было бы много вопросов, особенно в условиях вечной нехватки рук. А в госпитале лежали солдаты и просто французы, пострадавшие не только от болезни, но и от немцев — искать там истоки сопротивления было бы даже проще.
— Спасибо.
Четыре дня, чтобы получить хоть что-то. В принципе, не так уж и плохо.
Вы здесь » WW fairy tales » Завершенные эпизоды » [1940.09.06] A matter of trust