Вверх
Вниз

WW fairy tales

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » WW fairy tales » Завершенные эпизоды » [1940.09.13-14.] Убедись, что врачи соблюдают клятву Гиппократа


[1940.09.13-14.] Убедись, что врачи соблюдают клятву Гиппократа

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

https://i.postimg.cc/MZfmb20m/6-Jlyx-Gv-Iq2g.jpg

Теодор Дроссельмейер, Венди Дарлинг


Ночь с 13 на 14 сентября 1940 года


Госпиталь Св. Варфоломея

https://forumstatic.ru/files/001a/e3/85/11649.png

Пострадавший от воздушного налёта Теодор попадает в больницу, где снова встречает Венди.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-17 17:14:27)

0

2

Конечно не стоило выбирать джин в качестве средства для поднятия настроения. И тем более не стоило пить его в одиночестве. Увы, но Теодор был недостаточно англичанином для того, чтобы прогонять депрессивные мысли посредством британских алкогольных напитков. И потому джин сыграл с ним злую шутку —  мысли стали ещё более безрадостными.

Прошлый вечер принёс, кроме приятных впечатлений, ещё и массу неприятных ощущений. Словно сущность господина Дроссельмейера резонировала с мягкостью и деликатностью Венди Дарлинг. В Теодоре одно за другим просыпались те чувства, которых он в себе и не подозревал.
На следующее утро после встречи с Венди, он решил отвлечься на работу, но и это не помогло. Днём он вышёл на улицу, зашёл в один из работающих пабов по соседству, а к вечеру вернулся домой с бутылкой джина, и сознанием того, что ему необходимо расслабиться. И вот тут-то чопорная Британия нанесла сокрушительный удар по педантичной Германии — Дроссельмейер не расслабился, а ещё больше разнервничался, разозлился. Машина по прежнему не работала, пусть даже купленная с рук пыльца фей начала приводить её в чувство. От мистера Аркера не было никаких вестей, а значит с ним могло случиться страшное. Из Германии ему передали весточку о том, что от него ждут новый пакет с чертежами. Время не терпит, герр учёный, государству необходимо ваше последнее слово перед тем, как начать решающие испытания. Последнее слово Теодора Дроссельмейера звучало так — катитесь ко всем чертям.

Всю жизнь он управлял игрушками. Создавал их и даже оживлял. Но теперь, когда его самого сделали пешкой в чужих руках, Теодору это не понравилось. Он не будет плясать под чужую дудку. Им нужен не его гений, а лишь конечный продукт. Они ценят этот продукт, а не его самого. Значит они … Ничего не получат, чёрт бы их драл. Нетвёрдой рукой Дроссельмейер перебирал бумаги в синей папке. Затем достал их все и полил сверху джином. Старым добрым английским джином. Верх цинизма. А затем, ступая не совсем уверенно, пошёл на кухню. В этом доме была старомодная плита с открытым огнём, в духовку которой Теодор и стал совать бумажки. По одной, почти с наслаждением наблюдая за тем, как они горят. Он тешил себя мыслью, что вот-вот, он выберется отсюда и окажется там, где всегда мечтал. В Волшебной стране. А здесь, в этом мире войн и бед, даже если что-то случится с Британией и Венди Дарлинг, то, по крайней мере, без его участия.

Бумаг в папке становилось всё меньше, но всё же было ещё достаточно, когда тишину разрезал знакомый до боли звук — воздушная тревога. “Катитесь ко всем чертям”. Он с места не тронется до тех пор, пока не завершит то, что запланировал. Но вот летающие над городом немцы не желали считаться с его планами. Как всегда, впрочем. Когда Теодор запихнул в огонь последнюю бумажку пол под ногами ощутимо тряхнуло. Он почувствовал, как пламя, коснулось манжета его сорочки, который пропитался джином. Оно обжигающе лизнуло его и вспыхнуло, заставив мужчину дернуться в сторону.
Ругаясь отменной немецкой бранью господин Дроссельмейер попытался сбить пламя, чувствуя, что пол уходит у него из-под ног. Кое-как устояв на своих двоих он бросился в сторону двери, морщась от боли. Замок не поддался сразу, но вскоре Теодор очутился в коридоре. С поспешностью из квартир выскакивали люди. Пожилая дама из соседней квартиры, увидев то, что её молчаливый сосед, весь бледный держится за руку, осторожно взяла его под локоть.

— Да на вас лица нет. Идёмте.
Они вышли на улицу в тот момент, когда земля ушла из-под ног в третий раз. Бомба попала в здание по соседству, стоящее почти вплотную к дому, где снимал квартиру Теодор. Взрывная волна оглушила его. Повинуясь порыву он прикрыл свою спутницу от летящих во все стороны камней и черепицы. Что-то ударило его по голове и мир заплясал перед глазами.

После Дроссельмейер слышал и воспринимал какие-то обрывки. Крики женщин, плач детей, голоса. Кто-то его куда-то тащил, перекладывал, накрывал. Болела рука и голова, жгло скулу. Он был жив, но как-то не до конца, словно находился под водой. Он вынырнул тогда, когда услышал женский голос и вопрос: “Вы меня слышите?”. Даже нашёл в себе силы ответить: “Да”, перед тем, как понять, что он лежит уже не на земле, а перед глазами не ночное небо, а ослепительно белый потолок.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-07 01:12:16)

+1

3

Ночная смена в больнице во время бомбежки — отдельное переживание. С первого же дня начались организаторские усилия, чтобы переправить часть больных, а самые тяжелые случаи сразу положить в бомбоубежище в подвальных помещениях, где уже оборудовали в том числе и операционные. До сих пор ни один снаряд не попал в Сент-Бартоломью, но на удачу нельзя было рассчитывать, как на гарантию безопасности. При этом, количество пациентов росло с каждым днем. Два года назад, когда война еще не разгорелась до тех ужасающих масштабов, что теперь поглотили Европу, в больнице Сент-Бартоломью было 763 койки, а теперь их было более 1600, при том же бюджете и количестве персонала. Медсестер не хватало, на помощь приходили молоденькие девочки, шестнадцати, а то и пятнадцати лет. Венди Дарлинг восхищалась их храбростью и в то же время не могла не относиться к ним, как к детям. Ей на всех хватало доброты и терпения объяснить, что и как нужно делать, и уберечь их от гнева старшей медсестры, она вырастала рядом с каждой девочкой, на которую огрызался пациент, и тогда Венди хватало доброты на обоих — на пациента, которого заставляли огрызаться боль и нервы, и на юную санитарочку, которая храбрилась, но нет-нет да норовила всплакнуть в кладовке. Большая часть из них были истинными англичанками и почти не уступали мисс Дарлинг в стойкости, соглашались на самые неприятные обязанности, исправно платили из своих личных денег за каждый разбитый градусник — таковы были порядки в больнице.

— Мисс Дарлинг! Мисс Дарлинг! — Венди заполняла историю болезни, когда в кабинет впорхнула шестнадцатилетняя Мэри Лайонс, нервно крутя в руках список порученных ей пациентов.
— Да, Мэри, тебе нужна помощь?
— Я не уверена, мисс Дарлинг, у меня тут в списке значится немец, но я ни слова не знаю по-немецки... У нас есть кто-нибудь, кто говорит?..
— Немец?.. — нахмурившись, переспросила Венди и протянула руку за списком.
— Да, мистер Дорос... Дромсель... — Мэри передала список, но сама стала тянуть шею, уже забыв, как выговаривать длинную фамилию, — И я думаю, он уже пришел в себя, и я не уверена, как мне следует...
Еще даже не найдя ее в списке, Венди уже знала, как поправить мисс Лайонс.
— Мистер Дроссельмейер, — негромко произнесла она, запомнила, какая палата, и вернула бумагу своей помощнице на эту ночь, — Не беспокойся, я сама к нему подойду. Занимайся остальными.

Ночи в больнице стояли беспокойные. Поступления не прекращались, потому что не все люди добегали до бомбоубежищ, а уже если бомба попадала прямиком в бомбоубежище... Даже если кого-то необходимо было лишь перевязать, отпустить людей на улицы, добираться до дома через этот ад, было нельзя. Перепуганные люди не спали, слушая взрывы. Всех в бомбоубежище было не положить. Раздался звон — Мэри Лайонс разбила очередной градусник. Но она уже умеет собирать ртуть, очень ловко это делает.

Мистер Дроссельмейер выглядел не очень плохо, Венди успела вообразить худший исход. Бледность и страдания немного состарили его лицо, но это пройдет, как только отлежится, побудет на воздухе и поест. Убедившись, что Мэри Лайонс справляется с остальными пациентами в палате, Венди на маленьком подносе принесла бинты и обезболивающие  к постели Дроссельмейера. Мягким, но твердым голосом она позвала его.
— Вы меня слышите?.. — уголки ее губ дрогнули, когда он открыл глаза, — Вы помните, что с вами произошло?

+2

4

Он чувствовал себя странно. Будто нечто выбило его сознание из тела, и теперь мысли Теодора расплывались и разлетались под белоснежным потолком, а поймать их не было сил. Он поднял руку, чтобы уцепиться за свет и поморщился. Боль вернула его на землю. Голова кружилась невыносимо. Господин Дроссельмейер закашлялся и застонал. Белый потолок заходил ходуном перед глазами. Ему недостаточно было пары минут. Казалось, прошла вечность перед тем, как Теодор понял — он в больнице, не умер и, кажется, без серьезных потерь. Теодор попытался встать, но у него ничего не получилось — голова будто приросла к подушке.
Мимо него прошла медсестра. Дроссельмейер попытался обратиться к ней, но вместо слов с губ сорвался ещё один стон. Молоденькая девушка испугано глянула на него и поспешила дальше. Обессиленно он прикрыл глаза, вздохнул и провалился в нечто напоминающее сон.

В этом сне Теодор находился у себя в лаборатории не далеко от Джордж-роуд. Машина снова работала. Оставалось лишь завершить кое какие приготовления. Входная дверь отворилась и вошла мисс Дарлинг. Дроссельмейер обернулся к ней, разулыбался. Ему даже не нужно было ничего скрывать перед Венди На ней было светлое платье. Она подошла к нему, слегка приподнялась на цыпочках, желая заглянуть ему прямо в глаза, и поинтересовалась:
— Вы меня слышите?
— Что, дорогая?
— Вы помните, что с вами произошло?
— Я умер ...ренно жив.

Сон медленно растворялся, вот только мисс Дарлинг не собиралась таять. Наоборот. Она выглядела вполне себе настоящей. Через несколько минут Теодор понял, что Венди действительно стоит перед ним, что белое платье на ней — форма медсестры, а сам он находится в больнице.
— Нет, — честно признался Дроссельмейер, глядя на Венди в упор. Она выглядела взволнованной и слегка уставшей. — Вернее … Да. Начался налёт и бомба попала в тот дом, где я ...Где я живу по соседству.
А ещё он, кажется, что-то жёг в плите. Бумаги. Из синей папки. Теперь её нет и на душе как-то легче и спокойнее. Невзирая ни на что.
— У меня очень болит рука, — пожаловался Теодор весьма капризным голосом, будто он был маленьким мальчиком, а Венди Дарлинг — его немецкой нянюшкой. Обычно он не болел, даже простуды обходили его стороной, и потому быть прикованным к кровати, пусть даже с не такими уж серьезными травмами, было для господина Дроссельмейера едва ли не унизительным. Во всяком случае, он чувствовал себя сейчас старой развалиной, и отчаянно стеснялся молодой знакомой, которая даже невзирая на усталость, выглядела свежо и прелестно.
— А что здесь делаете вы?
Замечательный вопрос. Умнее придумать было сложно.

+1

5

Его слова заставили ее улыбнуться. Пациенты в больнице не для того, чтобы задавать здесь умные вопросы. Даже врачи не всегда здесь для того, чтобы задавать умные вопросы или раздавать умные ответы. Венди так считала. Если бы больницы, то есть заведения, где люди помогают друг другу вылечиться, не существовали бы, как концепт, с начала времен и их предложили бы сейчас, их сочли бы отвратительной коммунистической выдумкой. О таких вещах Венди не разговаривала ни с кем, но думала о них, особенно в ночные смены, особенно в бомбежки, когда ни она сама, ни ее коллеги, ни юные девочки не могли остаться в стороне и не помочь. Помощь ближнему — это не религиозная догма, а инстинкт, и усилий требуется больше для того, чтобы его усыпить, чем пробудить.
Ночь в больнице склоняет к подобным размышлениям.

— Вы в больнице Сент-Бартоломью. Я здесь работаю и дежурю сегодня, как раз, чтобы у вас так не болела рука, мистер Дроссельмейер, — улыбнулась она, но сразу снова посерьезнела, хотя ее манеры медсестры были безупречны. Шпион этот ученый или не шпион, теперь он пациент, и Венди Дарлинг его медсестра, и с ним она так же невозмутимо вежлива и безукоризненно ласкова, как и с любым англичанином на соседней койке.

Когда она на работе, у нее нет ни умершего недавно отца, ни погибшего жениха, ни потерянного ребенка. Все это осталось в шкафчике с ее личным платьем и тюбиком помады. Утром, если она доживет до него, медсестра Дарлинг отправится отдыхать, и на свет появится Венди Дарлинг, от шпильки до булавки, которая сможет позволить себе переживать, вспомнить все пережитые смерти — личные и рабочие, которая тоже будет вежливой и заботливой, но изменятся интонации ее голоса и взгляд, она позволит себе хоть на пару часов подумать о чем-то другом, кроме других людей.

Об отдельной палате речи не шло. Даже ширмы успели поставить не везде. Но мистеру Дроссельмейеру повезло — его койка оказалась у  стены, а ближайший сосед с перевязанной головой мирно спал. Если на то пошло, медсестрам следовало следить, чтобы тот утром проснулся.
— У вас болит что-нибудь еще, кроме руки? Вас осматривали очень быстро, на руке у вас ожог, его обработали и перевязали, бинты будем менять через несколько часов. Но мне нужно знать, жалуетесь ли вы на что-нибудь еще.

Говоря все это, она готовила шприц с морфием. Мистер Дроссельмейер узнал ее, значит, все действительно не так плохо, но Венди должна была проверить:
— Скажите, пожалуйста, вы помните, какой сейчас день, месяц и год?..

+1

6

Ему всё ещё было тяжело осознать произошедшее. Быть может виной тому был удар по голове, или волнение, а то и выпитый джин. Теодор постепенно начинал вспоминать и понял, что всё ещё видит себя в свой квартире, на кухне, перед плитой. И надо же было так неудачно замочить рукав в джине! Что за глупая оплошность. Как у него хватило смелости сделать то, что он совершил? Как хватило наглости перед самим собой похоронить годы упорного труда? И всё ради чего? Ах, да … Ради того, чтобы Венди Дарлинг могла смотреть на него с таким участием, как смотрит теперь. Ну не идиот ли ты, Теодор? Нет, он сделал всё правильно.

Сознание постепенно прояснялось. Он в Сент-Бартоломью, Венди медсестра. Она говорила ему. Ничего удивительного. Возможно, кроме того, что ему удалось отделаться не такими уж большими травмами. Слава Богу, не переломал руки, ноги или ещё хуже  — позвоночник. Интересно, как там пожилая фрау … Как там её? Миссис Грегсон. Ведь она, фактически, спасла ему жизнь, когда встретила в коридоре. Он вспомнил даже это. Но то ли потому, что боялся выдать себя, то ли из-за того, что хотел, чтобы мисс Дарлинг побыла рядом с ним подольше, он не стремился демонстрировать перед ней то, что мысли его прояснились стремительно. Тем не менее, про миссис Грегсон спросил. Не мог не спросить.

— Помню мы вышли из дома с миссис Грегосн. Эта фрау моя соседка. Она жива? Пожилая леди … Не знаете?

Сейчас, волнуясь, он начал говорить с большим акцентом, чем обычно. А ведь он расстроится, если узнает, что старушка мертва. Любопытно. Ещё пару месяцев назад он чихать хотел на всех старушек Англии разом, а теперь ему было жаль миссис Грегсон до боли в груди. Или болело отчего-то ещё?
— Да … Здесь, — Теодор указал себе на грудь и снова поморщился. Ещё не хватало, чтобы у него сердце прихватило. Правда, скорее всего, то саднили синяки и ушибы, ведь их с пожилой леди взрывной волной отбросило чёрти куда. Кажется. По крайней мере Дроссельмейер помнил вспышку и шум.
— Двенадцатое ноября сорокового года. Или тринадцатое. Но точно не одиннадцатое, — наконец Теодор с трудом улыбнулся и взглянул на мисс Дарлинг, — Иначе я бы не успел на ужин к прекрасной даме, если бы меня засыпало щебёнкой.
Если бы не успел, то, возможно так и остался бы с чертежами машины смерти. Но хорошо, что успел. Как заворожённый, Теодор наблюдал за движениями рук Венди, которая готовила шприц. Он поступает странно. Нерационально и глупо. После таких вывертов единственный путь — в Волшебную страну.

Тут лицо Дроссельмейер побледнело. Он вздрогнул, рванулся вперёд. Если бомба попала и в его лабораторию, которая не так далеко от Мильтон-плейс, то никакой Волшебной страны не будет. Ничего не будет. Всё сгорит дотла.
— Мне нужно … Это всё надолго, мисс Дарлинг? Мне нужно домой. Там же … Я говорил про телефоны. Если всё сгорело, то как же мне работать? Тут и пыльца не поможет.
Голова закружилась, его потянуло назад.

+1

7

Венди не успела сделать укол, но успела записать, на что пожаловался мистер Дроссельмейер. Улыбнулась, когда он упомянул про их недавний ужин — вспоминать об этом из больницы было странно, ресторан был как будто бы в какой-то другой жизни, у какой-то другой Венди, примерно, как Неверленд. В целом, так и было. Медсестра Дарлинг не ходила на свидания с мужчинами, не бывала в ресторанах, не танцевала под модные вечерние мелодии, не пила вино, она вообще не думала о себе, а существовала только для пациентов. Теперь, когда пациент оказался знакомым, Венди пришлось очень близко подойти к той грани, где заканчивается ее рабочая личность, и начинается она остальная. Впрочем, это положение не было неприятным.

Когда мистер Дроссельмейер вскинулся, Венди профессиональным движением тронула его плечо, надавливая не грубо, но уверенно, и приговаривая невозмутимым тоном:
— Сейчас вы не можете пойти домой, мистер Дроссельмейер, прошу вас. Бомбежка еще не кончилась, и вы не в том состоянии, чтобы куда-то идти. Вы останетесь с нами на пару ночей, быть может, больше. Если у вас боль в груди, вам следует постараться успокоиться, это может быть давление, прошу, ложитесь, и лежите смирно, — она улыбнулась, поправила на нем покрывало, не убирая руку с плеча, и продолжила, — Увы, я сейчас не знаю, что стало с вашей соседкой или с вашими трудами, но я постараюсь навести справки. Однако, и это не раньше утра. Что бы ни стряслось с телефонами — чтобы вы могли работать в дальнейшем, вам нужно в первую очередь поправиться. А для этого вам нужно успокоиться.

Венди вколола ему морфий.
О том, что стало с домом, семьей, работой — об этом спрашивал сейчас чуть не каждый пациент. А утром начинались звонки с той стороны. Люди выходили из бомбоубежищ и принимались искать родственников и друзей по больницам, а потом ломились и навещать. Медсестры выясняли, как могли. Новости разлетались быстро, и сплошь безрадостные. Осматривая Дроссельмейера чтобы убедиться, что поверхностных травм у него на груди нет, Венди думала о том, стал бы немецкий шпион беспокоиться о старушке-соседке, стал бы спрашивать о ней во время осмотра в таком состоянии, кода у него еще и сотрясение. Она слишком мало знала о шпионах.

— Я смерю вам давление, и я думаю, вам нужно попробовать поесть, — подытожила она, вновь потягивая покрывало Дроссельмейера повыше. Венди снова коснулась его плеча, на этот раз обнадеживающе, а не удерживая от того, чтобы он вставал.
— Мы поставим вас на ноги и вы сможете вернуться к вашим исследованиям, мистер Дроссельмейер, и я по прежнему готова помочь вам с ними, — она хотела вселить в него надежду на лучшее, дать ему повод еще чего-то ждать от завтрашнего дня, это тоже было отличным лекарством, — А еще у нас планы на Рождество, если вы не забыли. Потому постарайтесь отдохнуть, а я сейчас вернусь.

+1

8

Немцы, как известно, сентиментальная нация. Им это нынче не мешает ставить опыты на еврейских мальчиках и рвать ногти пленным солдатам, однако они всегда готовы всплакнуть над строками Гете.
Увы, Гете под рукой не было, оттого сентиментальность Теодора излилась на седую голову миссис Грегсон, даром, что  Дроссельмейер до сего знаменательного вечера почти её не знал. Должно быть сказывались нервы или же переживания связанные с несвойственным ему поведением, однако Теодор очень расстроился, когда допустил до себя мысль о том, что старушка может быть умерла. Возможно этот нервический порыв даже сыграл ему на руку — так было проще не думать о синей папке и бумагах, которые он сжёг. А также о том, что рано или поздно, долго или коротко ли, но за этими бумагами явятся и потребуют ответа. А что он может сказать в своё оправдание? Ему настолько понравилась английская медсестра, что у него ум за разум зашёл? Вряд ли такой ответ примут в руководстве той страны, откуда он выехал. Нет, может быть, кто-то и поймёт, но не примет точно.

Руки Венди мягко коснулись его плеч. Теодор вздрогнул и вздохнул. Ему действительно нужно успокоиться и прийти в себя. Иначе … Иначе, что? Он выдаст себя? Нет, скорее ощутит ещё большую боль, которая разливалась по всему телу свинцовой тяжестью. Всё же возраст уже имел значения. Нужно было сидеть дома, в Берлине, а не мотаться, как молодой козёл, за приключениями. Сделанного не воротишь. Господин  Дроссельмейер послушно лёг на спину, однако не сводил с мисс Дарлинг обеспокоенного взгляда.
— Вы, пожалуйста, узнайте, хорошо? Если всё в порядке мне нужно будет проведать эту леди.
И проверить догорели ли чертежи. А заодно — жива ли машина о которой он пёкся больше, чем о себе. Ведь защитить её, каким бы то ни было образом, в подобной обстановке было невыносимо тяжело. Вот если бы … Если бы было возможно поставить её где-то в Волшебной стране, а затем вывести в реальность выходы. Интересно, как можно подобное устроить? Теодор задумался и даже не ощутил укола.

— Но я совсем не хочу есть, — пробормотал он, кусая губы. А если попробовать наоборот? Ведь может такое быть, что создания из Волшебного мира попадают в реальность. Раз смог он туда, значит могут и они оттуда. Но как? И что для этого требуется?
Спохватившись, Теодор взглянул на Венди и попытался улыбнуться.
— Извините, я немного задумался … Есть … Не знаю, смогу ли я есть. Впрочем, делайте со мной что захотите.
Мисс Дарлинг упомянула Рождество и свою помощь.  Дроссельмейер улыбнулся снова.
— Я не забыл, Венди. И я очень рад, что не забыли вы.
Он действительно был рад, потому, что иначе его пламенный спич был бы бессмыслен. Нет, он конечно не собирался посвящать в него свою новую знакомую, гордясь собственным бесстрашием или чем-то подобным. Однако отчасти ему было приятно, что Венди хотя бы немного рассчитывает свои планы в его сторону.

+1

9

— Я не забыла, но вам нужно смирно лежать и поправляться, чтобы эти планы воплотились, — повторила Венди, собирая снова свой поднос, с которого убрала только стакан, — Вот здесь вода, а я сейчас соображу вам что-нибудь поесть. Не спорьте, вам нужно набраться немного сил. Горячего, я боюсь, сейчас на кухне не найдется, но вам нужно подкрепиться перед тем, как заснете.

Венди задернула Дроссельмейеру шторку, но не до конца, чтобы ему виден был приглушенный свет в коридоре. Ему и вправду повезло оказаться именно на этой койке. Не хватало еще немцу лежать у окна и наблюдать, что его соотечественники делают с городом.

Больницам не хватало ничего. Врачей, медсестер, приборов, инструментов, бинтов, градусников, лекарств, бюджета, еды. Еда в лечебных заведениях редко вызывала восторг и в мирное время, а уж при рационах... Чем больше мужчин уходило на фронт, тем больше рабочих мест сманивали потенциальных медсестер, жизнь которых была несладкой, а работа оплачивалась невысоко. Шприц сейчас Венди положила в отведенное ему место — в каждом отделении был уголок, где кипятили все предметы. Бинты стирались тоже в кипятке, и заново шли в ход, пока не распадались на тесемки. Перед тем, как уйти, Венди взяла в специальном гнезде в торце постели Дроссельмейера историю его болезни, и вписала, сколько и в котором часу вколола ему морфия.

Кухня стояла не такая покинутая, как можно было предположить. Кое что оставалось для ночного персонала, но днем здесь шумело оживление, практически уютное, а теперь Венди сама себе казалась там лишней. Впрочем, она только выполняет свои обязанности. Чай она заварила послабее, но налила в его вдоволь молока — немцы, может, так не пьют, но Дроссельмейеру полезно будет попробовать как с культурной, так и медицинской точки зрения. Всей еды, что она ему собрала, был сэндвич с сыром.

— Утром будет горячий завтрак, — утешила она его, когда принесла ему этот поздний и нехитрый ужин, и смерила давление. То оказалось завышено, как и предполагалось. Нужен покой.
— Как поедите, мистер Дроссельмейер, постарайтесь уснуть, — Венди улыбнулась, и не добавила, что морфий должен в достаточной мере помочь ему с этим, — Может статься, что бинты мы вам поменяем еще до утреннего обхода врача. И не постарайтесь не думать о работе. Если... Если вы позволите, я сама загляну на ваш адрес. Узнаю про вашу соседку, и повреждена ли ваша квартира.

+1

10

Дроссельмейера окружала какая-то невиданная доселе забота. Он настолько привык жить в одиночестве, что оказавшись на больничной койке, вдруг с неприятным чувством тоски понял — опека мисс Дарлинг, пусть и приятная, пробуждала в нем еще большее чувство вины перед ней. Собственная беспомощность раздражающе действовала на нервы. В ожидании, когда Венди вернется, Теодор, левой, здоровой рукой, принялся перебирать узлы на ткани повязки правой. Одно неловкое движение и он снова поморщился от боли.

Нет, все же его порыв был правильным. Он нисколько не раскаивался. Даже не сожалел из-за того, что не имел теперь возможности узреть всю губительную мощь собственного творения. У него есть другие, не менее важные, наработки. А те, что сгорели в огне плиты — не стоят жизни даже самого последнего британского вора, не говоря уж о…

Венди вернулась. Благодаря тому, что мисс Дарлинг не задернула штору, он видел, как она идет к нему с подносом. Белый фартук и накрахмаленная наколка медсестры на волосах придавали ей строгий вид. Но когда она, поставив поднос на прикроватную тумбочку, взялась измерять его давление, звуки ее голоса разрушили это впечатление. Теодор попытался было возразить — ему не нужна еда, но промолчал. В конце концов, она права. Он даже не помнил, когда ел последний раз.

Ручка чашки с чаем была повернута в неправильную сторону. Дроссельмейер покосился на нее с недоверием, взял с тарелки сэндвич с сыром. Неловко, левой рукой, он поднес его ко рту. Чашка раздражающе властвовала над  мыслями.
— Я был бы очень благодарен вам, — отозвался Теодор на предложение Венди. — Мильтон-плейс, 9. Мою соседку зовут… Фрау…  Хм… Мисс Грегсон.
Внезапная идея пронзила его. Теодор проглотил кусок сэндвича, а затем спросил:
— Я мог бы попросить вас заглянуть в мою… Мастерскую на Джордж-роуд. Это рядом. Мне нужна моя рабочая тетрадь.
Заодно Венди убедится в том, что он не жарит детей на вертеле в полумраке тайной лаборатории. Секреты были спрятаны надежно, в то время, как то, что он желал показать мисс Дарлинг, предстанет перед ее взором во всей красе — механические игрушки, макеты и, конечно же, машина без имени, которая способна перевернуть мир. Если на Джордж-роуд осталось хоть что-то, кроме головешек.
— Вы не могли бы повернуть чашку так, чтобы ручка смотрела в правую сторону?

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-18 15:24:53)

+1

11

Человека, лежащего в больничной койке с перевязанной рукой, пусть даже всего-лишь рукой, очень трудно было подозревать. Шпионы, разведчики, виделись Венди опасными, ловкими, сильными — иначе им не поручили бы то, что поручили. Больница же, а до нее болезнь или травма — она не разбирают национальностей и профессий. В одном крыле могут оказаться и рабочий, еще вчера подметавший улицы, и член парламента, еще вчера распоряжавшийся судьбой тех, кто метет улицы. Высшие чины, конечно, предпочитали частные клиники или вовсе лечились на дому, но всякое бывало. В больнице всех в буквальном смысле раздевали, облачали в одинаковые больничные одежды, укладывали в одинаковые постели. Даже самых сильных мира сего недомогание преображало, являя миру их усталость, тревогу, иногда отчаяние и страх. Все они становились немного как дети, на все требовалась помощь и разрешение. Быть может, потому Венди такая хорошая медсестра?.. Впрочем, если это так, то можно ли считать это таким уж комплиментом, если она комфортнее всего чувствует себя в обстановке, где взрослые люди от нее зависят?..
Она старалась не думать об этом. Обыкновенное сострадание никто не отменял.

В больнице единственный способ выжить — не думать о себе слишком много. Не думать о том, сколько всего можно подхватить, не думать об усталости, о проходящей за выбеленными стенами жизни. Не зацикливаться ни на ком эмоционально. Слишком сильно... Люди умирают каждый день в одном отделении, зато в соседнем они каждый день рождаются. Хотя рожениц старались направлять в другие больницы, подальше от центра. Не думать о тех, кого спасти не удастся и о случаях, когда медицина бессильна. Думать только о том, что может она, Венди Дарлинг, сделать в следующую минуту, час, день или ночь, чтобы облегчить страдания.

Потому она и вызвалась сходить по адресу, и безропотно согласилась зайти и в мастерскую. Она может это сделать по пути с работы утром. Заодно, может быть, что-то из этих сведений пригодится Элис и ее коллегам, хотя они, наверняка, бывали у мистера Дроссельмейера дома, и в мастерской, и видели его тетрадь. В любом случае, Венди не видела ничего плохого в том, чтобы ему помочь. Спроси ее любой другой пациент... Кто знает, быть может, она бы не отказала. Когда другие просили ее, она звонила сообщать их родным или друзьям, когда находила время. В нынешнее время это не такая большая услуга — разузнать про мисс, или миссис Грегсон, и попытаться спасти тетрадь.

— Конечно, я зайду, — пообещала Венди, — Вы подскажете мне, пожалуйста, где найти ключи, если они нужны, и где я могу найти вашу тетрадь?..
Она совершенно не думала о том, что найдет в этой тетради. Раз уж на то пошло, такая просьба убеждала ее, что мистер Дроссельмейер не волнуется, что она может увидеть у него дома или среди его рабочих материалов что-либо инкриминирующее. Венди, конечно, не собиралась искать нарочно, но измученный человек, без энтузиазма жующий сэндвич в больничной постели, очень мало напоминал коварного двойного агента злостного нацистского режима. Нет, мисс Дарлинг совершенно не годилась в разведчицы.

— А ваша квартира, если она не очень пострадала... Вам нужно что-нибудь? Вещи, которые были на вас, вот здесь... — она указала на тумбочку возле койки, — Я могла бы захватить что-нибудь еще. Какую-нибудь книгу, если хотите. Или лекарства, вы принимаете что-нибудь регулярно?..
Голос ее оставался мягким, вежливым, но безусловно профессиональным. Венди не хотела путать медсестру в себе с женщиной, которая только недавно ходила с этим же человеком на ужин. На ее расположение это никак не влияло, но пока на ней передник, она должна вести себя профессионально. К счастью, ее профессионализм был весьма приятным. Она без слов повернула чашку так, как просил мистер Дроссельмейер. Вспомнила о том, как он выстраивал предметы на столе за ужином, и ничего не сказала. У всех свои... Причуды. А чуть повернуть чашку, или даже придержать ее для пациента — это меньшее, что Венди могла сделать.

+1

12

С его стороны было достаточно странным быть настолько доверчивым учитывая все обстоятельства. С другой стороны — Теодор не испытывал беспокойства. Ни в его квартире, ни в его лаборатории ныне уже не было ничего, что могло бы повредить его репутации в Лондоне. Кроме машины, способной перенести любого желающего в Волшебную страну. Но чем, скажите на милость, это плохо для британцев? Ведь учитывая все обстоятельства, для некоторых из подданных Его величества такое путешествие могло быть выходом. Спастись от немцев в краю фей, а затем вернуться домой. Чем не дорога жизни и надежды для тех, кто вынужден трястись в бомбоубежищах и бояться за жизнь своих детей?

Все это напоминало бред сумасшедшего. Только пробирающего до дрожи хохота не хватало, как в фильме Уэйла про чудовище Франкенштейна. Но в сложившейся ситуации быть психом лучше, нежели чем пособником Гитлера.
С одной стороны здесь присутствовал расчет. С другой же — Дроссельмейер был совершенно искренен. Не его вина в том, что так сложились обстоятельства. И то, что он, лишь обзаведясь пятью десятками лет за плечами, наконец, увидел в людях людей, а не механизмы — тоже. Некоторые за всю жизнь остаются в губительном самообмане.

— Все очень просто, — улыбнулся Теодор, — Под половиком поднимается доска, а под ней — найдете ключ. Тетрадь в ящике стола. Второй справа. В зеленой обложке.
В этом же ящике лежала банка с остатками пыльцы фей. Интересно, обратит ли Венди на нее внимание? Даже лежа на больничной койке, Теодора подмывало устроить очередной эксперимент.

— Сигареты вы вряд ли мне позволите, — в проницательности ему не откажешь, не так ли? — Но думаю мне не помешает пальто. Если… Все цело, оно должно висеть в прихожей.

Венди поправила чашку и на душе сразу стало легче. Дроссельмейер вздохнул, и сам того не ожидая, взял мисс Дарлинг за руку.
— Я вам очень благодарен, Венди, — без тени улыбки, со всей серьезностью сказал он, — Вы очень много сделали для меня.
Она даже не представляет, что именно.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-22 01:16:17)

+1

13

— Я принесу вам сигареты, — Венди улыбнулась, — Но вам нужно будет пообещать мне, что вы будете предупреждать, когда вам захочется курить, хорошо?..

Венди не склонна была запрещать пациентам маленькие радости. В больнице их не так много, особенно в такое тревожное время. Если бы на месте мистера Дроссельмейера был кто-нибудь другой... Если бы был кто-нибудь другой, англичанин, вероятно, у него нашлись бы семья и друзья, те, кто мог бы зайти к нему с визитом, принести гостинцев, сигарет, книг или газет, кто проведал бы его квартиру и мастерскую. Мисс Дарлинг же не могла оставить мысль, что немец в чужой стране и не выгодном положении, совсем один.

Когда она оказалась в Неверленде, то мальчишки норовили оставить ее совсем одну, пусть в отдельном уютном домике, но в полном одиночестве, в компании только готовки и уборки, пока сами они играют в приключения. Конечно, это был детский и весьма дурацкий сон, и совсем не то, что быть беженцем из вражеской страны, чужим и там, и тут, но Венди никому не хотела такого одиночества. Люди не созданы для того, чтобы оставаться в одиночестве. Империи возводились и свергались, разгорались страшные войны, а на их фоне всегда оставалось место взаимовыручке. На этом держался мировой порядок, свидетельством тому были те же больницы.

— Вам не за что благодарить меня, мистер Дроссельмейер, — Венди смотрела на его руку — кожа его ладони была теплой от чашки с чаем. Со скромной мягкостью она сжала его пальцы в ответ, но сразу затем взялась собирать посуду. Старалась не предавать такому жесту значения, в больнице многие благородные люди так относились к персоналу. С другой стороны, отчего вдруг мисс Дарлинг понадобилось стараться и напоминать себе об этом?..
Она забрала тарелку, а чашку поставила на тумбочку, рядом со стаканом. Ручку повернула, чтобы стояла так же, как мистер Дроссемельейер просил ранее.
— Постарайтесь теперь допить чай и уснуть. Вы ведь исследуете процессы сна, значит, должны знать, какую важную роль он играет в выздоровлении. Через несколько часов вам поменяют перевязку, постараемся ко времени обхода, чтобы врач посмотрел ваши ожоги. Нужно будет понаблюдать, чтобы не случилась инфекция, но судя по первичному осмотру, потерять ее вам не грозит, и рука будет действовать, как ранее. Утром доктор даст вам более четкий прогноз. А я, как закончится моя смена, зайду на Мильтон-плейс и на Джордж-роуд. Я помню, ключ под половиком, пальто в прихожей, зеленая тетрадь. Все будет хорошо. Если вам что-нибудь понадобится, в этом отделении дежурю я, и мисс Лайонс. Доброй ночи.

+1

14

— Хорошо, я обещаю, — Теодор улыбнулся. Конечно тот табак, который он курил здесь был просто ужасен, тем не менее он соскучился даже по его вкусу. Ко всему прочему курение помогало собраться с мыслями. Теперь ему придётся обдумывать не только вторжение в Волшебную страну, но и возможные пути отступления, когда придёт время связываться с родиной. Будь она неладна.

Пока, тем не менее, он может просто отдохнуть. Он, в конце концов, очень давно просто не отдыхал. Даже не спал нормально. Сон не шёл, да и нужно было работать. А когда, наконец, в изнеможении засыпал, то видел себя во сне там, где так мечтал очутиться. Иногда в компании крыс, которые работали на него. Они перебирали записи и вели строгий учёт документации. Одна из них носила очки и писала исключительно левой лапой. Сны с завидной регулярностью повторялись. Менялась лишь атмосфера — с тревожной на более спокойную и наоборот. В зависимости от градуса усталости. Тем не менее, Дроссельмейер надеялся, что крыс он сегодня не увидит. Ему желалось покоя.

Венди сжала его руку, улыбнулась, снова повернула чашку так, как он просил, убирая посуду. Она распространяла вокруг себя удивительную ауру спокойствия. Словно была насквозь пропитана лавандой или маковой росой. Их дух влиял на растревоженные нервы и волнение соответствующим образом. Боль в груди постепенно успокаивалась. Теодор ещё не спал, но тем не менее, чувствовал себя сонным всё больше и больше. Потому, на слова мисс Дарлинг он отреагировал вяло.
— Благодарю вас. Я ... Надеюсь, что не доставлю много хлопот. Доброй ночи.

Его все же позже разбудили. Поменяли повязку, правда сделала это, к огорчению Дроссельмейера не Венди, а мисс Лайонс (или как там её звали?). После, во время обхода, задремавшего вновь разбудили с осмотром, и только под утро Теодор уснул. Ни крыс, ни Волшебной страны не видел. Ему показалось, что он закрыл глаза, вздохнул, а когда открыл было уже светло. Теодор пошевелился, ощутил боль в руке и подумал, что не отказался бы сейчас от сигареты и кофе. Или, на крайний случай, от чашке чая с молоком. Британия дурно влияла не только на его политические взгляды, но и на вкусовые предпочтения. Он потянулся, стал выглядывать медсестру, что пришла к нему ночью, но встретился взглядом с мисс Дарлинг.

+1

15

Формально, она уже закончила, ее отпустили, и Венди даже сняла наколку и фартук, чтобы не смущать своим видом пациентов и коллег, вышедших в утреннюю смену, но ей все же хотелось заглянуть в одно из отделений перед уходом. Ощущение было немного странное. Тонкая грань между сестрой Дарлинг и мисс Венди Дарлинг совсем стерлась. Без передника она уже была не на службе, но без другого платья и помады еще не стала до конца собой.

— Доброе утро, — негромко произнесла она, приближаясь к койке мистера Дроссельмейера, — Вы выглядите уже гораздо лучше. Как вы себя чувствуете?..
Это было правдой, даже если сам пациент так себя не чувствовал, но лицо выдавало, что он хоть немного отдохнул. Венди мельком проглядела историю болезни не обнаружила там неприятных сюрпризов, только то, что ему меняли бинты и вкололи еще морфий, но и это было пару часов назад.
— Скоро вам принесут завтрак, и...

Она остановилась а полуслове и обернулась. Койка Дроссельмейера располагалась возле само двери, только теперь за той было куда более оживленно, чем ночью. Днем работало больше людей, но главное — начались массовые поступления после окончания бомбежки. Так и сейчас, Венди машинально посторонилась, когда в комнату вкатили аж две новых койки, и санитары с тревожным взглядом торопливо искали для них места.
Ставили уже в каждый свободный угол, отделяя постели лишь условными перегородками — закрепленных под потолком штор на всех не хватало. Даже чувствуя усталость после долгой смены, Венди почувствовала инстинктивный укол остаться и помочь, и ей пришлось напомнить себе о способных коллегах, и о том, что она будет полезнее пациентам, если сама отдохнет, потому что в противном случае скоро у нее из рук начнут выскальзывать градусник.

— Сюда ни одного снаряда за ночь не попало, — хмурясь, пробормотала она, хотя мистер Дроссельмейер не спрашивал, но она надеялась, что это его ободрит, пусть даже ему предстоит весь день наблюдать это мельтешение.
Тем не менее, Венли вдохнула поглубже, улыбнулась и постаралась, чтобы следующие ее слова звучали более жизнерадостно:
— Скоро принесут завтрак, постарайтесь поесть, и побольше чаю. Конечно, мы британцы считаем чай универсальным средством, который помогает при всех болезнях, — она немного смущенно усмехнулась, больше желая развеселить пациента, — Но ведь с ним и правда как-то комфортнее, вы не находите?.. Так вот, а я пока сбегаю к себе, потом к вам, и вернусь с вашей тетрадью. Я так же помню про пальто, сигареты и мисс Грегсон, обязательно справлюсь о ней.

+1

16

Лучше он себя не чувствовал, потому, что все тело болело и отзывалось на новый день. Падая, он, конечно, наставил себе синяков, и теперь каждый заявлял о своем присутствии. Первый день после того, как твое тело становится похожим на отбивную — самый тяжелый. Потом как-то привыкаешь. Но Теодор храбрился, как и любой мужчина перед женщиной, которая ему нравится. Он не думал пока над тем — нравится ли он сам мисс Дарлинг, но, опять таки, по свойственной у мужчин привычке, уже пошел ради нее на жертвы, даже не уточнив — нужны ли они ей или она, как-нибудь, обойдется без великодушных порывов спасти Англию ради нее. Должно быть он даже разозлится, если вдруг Венди, узнав о его подвиге, лишь кивнет в ответ, выдохнув: «Спасибо». Хотя злиться не имел никаких прав. Но пока, все же, не злился. И даже не думал о том, что он такой же пациент, как и другие. От морфия голова работала на непривычный манер.

— Доброе утро, — Дроссельмейер улыбнулся, поправляя край одеяла, — Мне кажется, что лучше, спасибо.

К чему рассказывать, что ноет все и хочется оторвать себе части тела? И это еще он от укола не отошел. Но не к лицу, в самом деле, разводить капризы на ровном месте. Он, в конце концов, мужчина, а не старая развалина. Как-нибудь переживет.

Она начала говорить, но прервалась на полуслове. В палате прибавилось пациентов и, конечно, нельзя было сказать, что Теодор не ощутил тот самый пресловутый укол стыда глядя на них. Но ощутил бы он его вообще, если бы не мисс Дарлинг? Из-под пелены морфия и смешанных чувств, на него глянул тот, прежний Теодор, который жил в квартире Шапира, носил значок члена партии и ездил на пикник с четой Лэй. Этот взгляд испепелял: « Ты — идиот. Все, что ты делал, все, ради чего жил, ты бросил в одночасье, и ради чего — улыбки брошенной мимоходом?». Если бы призраки прошлого имели возможность влиять на настоящее, то в чашку чая, о которой упомянула Венди, чья-нибудь рука подмешала бы цианид, дабы стереть с лица земли этот позор. Но пока, восхвалим Всевышнего, наука еще не дошла до подобного.

Оттого, Дроссельмейер, не чувствуя угрозы от  себя прошлого, лишь улыбнулся.
— Чай… Да, чай, это прекрасно. Если дверь заклинит — дерните за ручку, как следует.

Отредактировано Theodor Drosselmeyer (2020-11-29 17:40:16)

+1


Вы здесь » WW fairy tales » Завершенные эпизоды » [1940.09.13-14.] Убедись, что врачи соблюдают клятву Гиппократа


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно